Помощь, однако, предполагалась «при условиях», что Российское правительство: «во-первых… гарантирует, что как только войска Колчака займут Москву, будет созвано Учредительное Собрание, избранное на основании всеобщего, тайного и демократического избирательного права, в качестве верховного законодательного органа в России, перед которым должно быть ответственно Российское правительство». В духе пожеланий Уфимского Государственного Совещания и вразрез со многими заявлениями белых правительств говорилось о возможности возврата к Конституанте «первого созыва»: «Если к этому времени (к моменту занятия Москвы) порядок в стране не будет еще окончательно восстановлен, то правительство Колчака должно созвать Учредительное Собрание, избранное в 1917 г., и оставить его у власти вплоть до того дня, когда явится возможность организовать новые выборы». Вторым условием признания было соблюдение Российским правительством гарантий прав местного самоуправления: «Чтобы на всем том пространстве, которое находится в настоящее время под его контролем, правительство Колчака разрешило свободные выборы во все свободно и законно организованные собрания, как городские самоуправления, земства и т. п. Третье условие относилось к перспективам социально-политического курса и, в частности, аграрно-крестьянской политики. В принципе, не отвергался и вариант «непредрешения»: «Правительство Колчака не поддержит никакой попытки к восстановлению специальных привилегий тех или других классов или сословий в России… Державы считают, что те принципы, которым должно следовать при решении тех или других вопросов, касающихся внутреннего порядка в России, должны быть предоставлены свободному решению Российского Учредительного Собрания. Но при этом они желают быть уверенными в том, что те, которым они готовы помочь, стоят за гражданскую и религиозную свободу всех русских граждан и не сделают никакой попытки снова вернуть к жизни тот режим, который разрушила революция». Последний пункт можно было толковать двояко: как недопустимость монархического строя вообще или недопустимость восстановления в полном виде «думской монархии» на момент февраля 1917 г.
Четвертый и пятый пункты условий, касавшиеся статуса государственных образований – лимитрофов, не содержали существенных отличий от внешнеполитических деклараций, которые уже заявлялись РПС с начала 1919 г. и касались как «фактического» признания новых субъектов международного права, так и автономного положения окраин бывшей Империи: «Должна быть признана независимость Финляндии и Польши и, в случае если бы какие-нибудь вопросы, касающиеся границ или других каких-либо отношений между Россией и этими странами, не смогут быть разрешены путем взаимного соглашения, правительство России согласится обратиться к арбитражу Лиги Наций… В том случае, если отношения между Эстонией, Латвией, Литвой, кавказскими и закаспийскими территориями и Россией не будут быстро налажены путем взаимных соглашений, этот вопрос будет также разрешен с помощью Лиги Наций, а до тех пор правительство России обязуется признавать автономию всех этих территорий и подтвердить те отношения, которые могут быть между их существующими «де-факто» правительствами и правительствами держав союзной коалиции». С другой стороны, данный пункт можно было толковать и как фактическое признание новых государств, которое неизбежно завершится и юридическим признанием их суверенитета при обязательном арбитраже Лиги Наций. Шестым пунктом мирной конференции передавалось право «определить будущее румынской части Бессарабии». Седьмым пунктом гарантировалось вступление России в Лигу наций, «как только в России будет создано правительство на демократических началах». Последним пунктом уточнялась правомерность заявления Российского правительства о признании «российского национального долга». Нота, подписанная Клемансо, Ллойд-Джорджем, Орландо, Вильсоном и Сайондзи (представитель Японии), завершалась вопросительно: «Державы союзной коалиции были бы рады как можно скорее узнать, готово ли правительство Колчака и те, которые к нему присоединились, принять эти условия, а также намерены ли они в случае, если эти условия будут ими приняты, сформировать единое правительство, едва только это позволят условия, господствующие на театре военных действий».
Ответ Верховного Правителя не замедлил себя ждать. Колчак получил ноту во время возвращения из Перми в Омск, в Тюмени. Ответ, при участии Сукина, был составлен на перегоне Тюмень – Ишим и со станции Ишим 4 июня был отправлен в Париж через посредство комиссара Франции, графа де Мартеля. Опубликованный в ведущих газетах, не в пример неопределенным рассуждениям в ноте Совета пяти, он содержал достаточно четкие ответы на условия, выдвигаемые союзниками, и стал своеобразной краткой программой Белого движения в 1919 г. Начало ответа подтверждало совпадение позиций Парижа и Омска: «Правительство, во главе которого я нахожусь, с радостью констатирует, что политика союзных Держав по отношению к России находится в полном согласии с задачей, которую поставило себе само Российское правительство, желающее раньше всего восстановить русскому народу возможность осуществить свое право свободно разрешить свою судьбу путем Учредительного Собрания». В ответ на первый пункт условий Верховный Правитель подтверждал обязательства перед будущей Конституантой, хотя и ограничился указанием только на «всеобщий» характер будущих выборов и отказался от любой возможности созыва первого состава Учредительного Собрания: «18-го ноября 1918 года я принял власть и не сохраню ее ни на один день дольше, чем того будут требовать интересы страны… Особая комиссия работает
сейчас для подготовки их на основе всеобщего избирательного права. Считая себя ответственным перед этим Учредительным Собранием, я передам ему всю власть, дабы оно свободно избрало форму государственного правления, в чем я и присягнул перед русским Верховным Судом, являющимся стержнем законности (Сенатом. – В.Ц.)…Правительство не считает себя вправе заменить неотъемлемое право на свободные и законные выборы простым восстановлением собрания 1917 года, избранного под режимом большевистских насилий и большинство членов которого находится ныне в рядах советских деятелей. Лишь законно избранному Учредительному Собранию, к быстрому созданию которого мое правительство приложит все усилия, будут принадлежать права разрешить русские государственные проблемы, как в области внутренней политики, так и в иностранных делах страны». Ответы на второе и третье условия союзников переносились в последнюю часть текста. Тем не менее они вполне соответствовали ожиданиям союзников. «Правительство не только не препятствует свободному избранию местных собраний, городских управлений и земств, но видит в их деятельности, так же как и в развитии принципа самоуправления, необходимое условие для возрождения страны и дает им уже ныне свою поддержку и помощь всеми находящимися в его распоряжении средствами… Взяв на себя задачу восстановления порядка и справедливости и гарантии личной безопасности подавленному и истомленному лишениями и преследованиями населению, правительство объявляет равенство всех перед законом – всех классов и всех граждан, без всяких особых привилегий». Пугающий многих на Западе «призрак реставрации старого режима» формально отрицался, но при этом союзникам корректно напоминали о принципе «невмешательства во внутренние дела»: «Что касается вопросов внутреннего порядка, которые могут интересовать Державы лишь постольку, поскольку они отражают политические тенденции русского правительства, я считаю нужным повторить, что не может быть возврата к старому режиму, существовавшему в России до февраля месяца 1917 года. Временное решение, принятое моим правительством по агарному вопросу, имеет в виду удовлетворить интересы народных масс и основано на убеждении, что Россия может преуспевать и быть сильной только при условии, что миллионы русских крестьян будут обладать всеми гарантиями для владения землей». О Польше и Финляндии говорилось в духе известных деклараций белых правительств: «Русское правительство считает себя вправе подтвердить независимость Польши, объявленную Временным правительством 1917 г., все обязательства и декреты которого мы приняли на себя. Но окончательная санкция по определению границ между Польшей и Россией должна, согласно вышеуказанным принципам, быть отложена до созвания Учредительного Собрания. Мы уже отныне согласны признать фактическое правительство Финляндии; однако окончательное разрешение Финляндского вопроса должно принадлежать Учредительному Собранию». Можно было принять и условия в отношении Прибалтики, Кавказа и Туркестана, но их статус следовало ограничить «автономными рамками»: «Мы уже отныне вполне готовы подготовить разрешение вопросов, касающихся судьбы национальных групп Эстляндии, Латвии, Литвы, кавказских и закаспийских стран. У нас имеются все основания верить, что последуют скорые соглашения, принимая во внимание, что правительство уже отныне признает автономию различных национальностей. Само собой разумеется, что границы и условия этих автономий будут определены отдельно для каждой из этих национальностей… Вышеозначенные принципы, указывающие на необходимость утверждения соглашений Учредительным Собранием, должны, конечно, быть приложены и к Бессарабскому вопросу».
