Проблемы российских представителей очевидны. «Трудность положения для нас, держащих знамя Великой России за границею, заключается в том, что нужно примирить это знамя… с нашими насущными нуждами». Признание государственных «новообразований» не должно смущать. У этих «ново- и плохоиспеченных самоопределившихся «Держав», – убеждал Вологодского Набоков, – сразу же окажутся проблемы с бюджетом… Сейчас, конечно, очень нам русским противно, когда невежественные мудрецы из числа вершителей судеб мира, вроде Вильсона и Ллойд-Джорджа, «премудрствующе пророчествуют» о независимых Эстляндиях, Курляндиях, Латвиях, отдают великодушно Бессарабию Румынии и т. д. Но, по существу, это не страшно… В конечном счете к нам же придет истощенная Европа за сырьем, без которого она жить не может! И вот тут… самая будет ответственная и трудная задача для нашей государственности: откупиться, не пойдя в кабалу. Это возможно только при подлинном не только единении всех политических партий, но и при великом напряжении трудовых сил интеллигенции». Не стоит смущаться и стремлением создать «Польшу как буфер, долженствующий оттеснить Россию», поскольку «культурная сила России направлена будет к Черному морю». Новыми станут и «задачи русской дипломатии». «Из замкнутой касты людей, поверхностно знавших Россию, поверхностно ее любивших – мы должны стать подлинными защитниками ясно сознаваемых интересов России, не только политических, но и экономических, и культурных». Единственной серьезной проблемой, которую также вполне возможно решить, является отсутствие должной информации о положении дел в России, о Белом движении. И тут помощь из Омска актуальна. «К голосам из России, к мнениям тех, кто на деле работает над воссозданием России, англичане прислушиваются с большим вниманием, чем к какому угодно синклиту русских людей за границей (оценка РПС. – В.Ц.)».
Что же касается обобщенной оценки действий союзников, то здесь показательны слова лорда Керзона, сказанные им в меморандуме от 16 августа 1919 г.: «Нельзя сказать, чтобы по отношению к России проводилась бы какая-нибудь последовательная политика. И теперь еще те принципы, которые лежат в ее основе, вызывают несогласия и споры. Политическая инициатива исходит то от представителей держав в Париже, то от тех или других специально созданных учреждений, то от самих союзных правительств. Положение настолько сложно и трудности… так велики, что временами можно было бы подумать, что никакой определенной политики не существует вовсе». С мнением Керзона вполне соглашался Черчилль в меморандуме от 15 сентября 1919 г.: «Существовали такие элементы, которые, если бы они действовали согласно, легко могли бы достигнуть успеха. Но среди них не было никакой согласованности, и это в силу полного отсутствия какой бы то ни было определенной и решительной политики среди победоносных союзников… предложения о создании единой, согласованной системы командования для противодействия большевикам были отклонены… инертность поляков дала возможность большевикам сконцентрировать свои силы против Деникина… падение Деникина сделает большевиков хозяевами Каспийского моря и объединит их (пророческое замечание. – В.Ц.) с турецкими националистами – с Энвером, Мустафой Кемалем и другими во главе… Вместо того чтобы при помощи правильно согласованных мероприятий… позаботиться о создании антибольшевистской, цивилизованной, дружественной Антанте России, что было вполне в наших силах, – мир скоро будет иметь дело с милитаристической большевистской Россией, живущей только военными планами, глубоко враждебной Антанте, готовой работать вместе с Германией». Эту же противоречивость в поведении союзников отметил генерал-лейтенант А. С. Лукомский. Касаясь проблемы конфликта ВСЮР с Грузией из-за Сочинского округа и Абхазии, он отмечал их «странное» поведение: «Представители британского командования на Юге России вполне сочувствовали командованию Добровольческой армии и помогали ему, чем могли, а представители британского командования, находившиеся в Грузии, поддерживали морально Грузию и отстраняли от себя всякое воздействие на грузинское правительство, которое вело явно враждебную политику по отношению к Добровольческой армии и ко всему русскому. Во всем этом, конечно, главным образом виновна неясная и двусмысленная политика Великобританского правительства… Подводя итоги той помощи, которая была оказана Францией и Великобританией противосоветской России в ее борьбе с большевиками, необходимо отметить, что она, вызвав колоссальные денежные расходы этих государств, не достигла своей цели прежде всего потому, что у союзников не было выработано определенного плана, который ими был бы проведен до конца» (30).
Со своей стороны, участники РПС также давали свою оценку перспектив геополитического положения в послевоенной Европе и «противостояния большевизму», пропагандирующему ценности «мировой революции». В архиве Всероссийского Национального Центра сохранилась записка члена РПС П. Б. Струве «Некоторые соображения о мировом политическом положении и его отношении к русским делам». По его мнению, «Франция., лишена возможности играть руководящую роль в русских делах», поскольку она «более других стран-победительниц ослаблена войной в финансовом отношении», и «во Франции возможны серьезные социальные движения резко политического характера» на почве сочувствия рабочего класса «идее диктатуры пролетариата». Однако «крестьянство, городская буржуазия, интеллигенция активно выступят против пролетариата и социализма». Поэтому «во Франции неизбежны сперва некоторый поворот налево и затем – более или менее сильная реакция». Положение в Англии, напротив, не внушало опасений из-за гораздо большей умеренности рабочего движения и политических настроений в Парламенте, который, после прошедших выборов», «значительно «правее» и страны, и даже правительства в лице его главы». «Ллойд-Джордж, конечно, должен считаться с правым большинством Парламента, но, с другой стороны, он должен и желает считаться с настроением страны». Гораздо более вероятна опасность революционных выступлений в Италии, «которые неизбежно приведут в конечном счете к социальной и политической реакции». Довольно трудно представить себе положение САСШ, но «нет ни малейшего сомнения в том, что Вильсон взял курс политического и социального радикализма с международным оттенком… Правда, Вильсон в ближайшем будущем сойдет со сцены как активная политическая сила, но «вильсонизм» войдет в американскую внутреннюю жизнь как фактор, усиливающий в ней радикальные и прямо социалистические тенденции». Таким образом, следует ожидать усиления «радикальных учений» в мире, но, в то же время, эти «учения» смогут встретить отпор со стороны России, которая, «выздоровев» от большевизма, будет представлять уже «оплот здоровой антибольшевистской реакции». Произойдет как бы «обратный процесс», при котором Россия раньше Запада «заразилась» революцией, но, преодолев его, поможет сплотиться всем консервативным силам в мире: «По отношению ко всем странам Запада мы заинтересованы в том, чтобы они так или иначе пережили то, что уже пережила Россия, т. е. через полевение пришли к некоторой здоровой реакции». Это произойдет и потому, что, хотя «пролетарские элементы этих стран тянутся на блуждающие огни русского большевизма, а их буржуазно-государственные элементы склонны эгоистически учитывать государственную слабость России и сознательно ее закреплять», все-таки «антигерманские консервативно-национальные элементы Англии и Франции соединенными действиями внешних и внутренних процессов будут приведены к признанию ценности, с точки зрения их собственных интересов, сильной и единой России». Созданию некоего «консервативного Интернационала» и нужно посвятить усилия политиков, дипломатов, идеологов Белого движения.
