В наиболее развернутой форме первая «программа» была изложена в докладной записке от 10 августа, для обсуждения которой Корнилов специально приезжал в Петроград на заседание правительства. В ней весьма умеренно проводилось обоснование необходимости укрепления военной дисциплины с правом обжалования солдатами «несправедливых» взысканий в суде, восстановления авторитета офицеров, контроля над комитетами и комиссарами, созидательное начало в их работе отделялось от негативных, разрушающих факторов. «… В настоящее время без комиссаров обойтись в армии нельзя», «не может быть и речи об уничтожении комитетов». Но комиссарами должны быть «честные и желающие работать демократы», они «должны являться полномочными представителями Временного правительства, а не каких-либо общественных, политических и профессиональных организаций». А комитеты «смогут при правильном направлении их деятельности послужить могучим средством для внедрения в воинские массы дисциплины и гражданского сознания». Следовало только законодательно определить и утвердить их полномочия. Важными для фронта признавались вопросы санитарного обеспечения, продовольственного снабжения и даже культурно-просветительные мероприятия в виде открытия «школ грамотности», «запрещения карточной игры и распития спиртных напитков». Заключительная часть записки посвящалась милитаризации промышленности и транспорта. Лейтмотивом записки Корнилова было утверждение важности властных, оперативных решений: «указанные мероприятия должны быть проведены в жизнь немедленно с железной решимостью и последовательностью» (19).
На Государственном Совещании доклад Корнилова выглядел довольно умеренным, не производил впечатления политической декларации, хотя был насыщен фактами убийств офицеров, мародерства и дезертирства, страшной правдой деморализации фронта. В целом суть доклада совпадала с вышеупомянутой докладной запиской: правительство должно взять на себя «решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер» по «оздоровлению фронта и тыла» «во имя победы» (20).
Еще до выступления 3-го конного корпуса на Петроград в Ставке Главковерха обсуждались возможные варианты переустройства власти, выработанные при непосредственном участии Савинкова и Филоненко. Речь шла не только об изменении состава правительства с целью «усиления» премьера. Проект единоличной диктатуры Верховного Главнокомандующего (им мог быть и Корнилов, и Керенский) был отвергнут по причине «недемократичности». Проект Директории («малого военного кабинета») во главе с Керенским и в составе Корнилова, Савинкова и Филоненко считался наиболее подходящим в сложившейся обстановке, поскольку сочетал в себе возможности оперативного руководства и, как казалось, пользовался «общественной популярностью» (21).
Третий проект предполагал создание коалиционного правительства, т. н. Совета народной обороны. На заседании в Ставке 25 августа обсуждался предварительный состав Совета. В нем должны были участвовать такие известные военные и политики, как адмирал А. В. Колчак (управляющий морским министерством), Г. В. Плеханов (министр труда), А. И. Путилов (министр финансов), С. Н. Третьяков (министр торговли и промышленности), И. Г. Церетели (министр почт и телеграфов). Предполагалось даже введение в правительство «бабушки русской революции», Е. К. Брешко-Брешковской. Председателем Совета, фактически премьер-министром, стал бы Корнилов, а его заместителем – Керенский. Савинков и Филоненко рассчитывали на портфели военного министра и министра иностранных дел соответственно. В качестве «представительного фундамента» выдвигался план созыва Чрезвычайной Государственной Думы, в составе депутатов от 1-го до 4-го созывов, а также представителей от политических партий, казачества, торгово-промышленников и духовенства. Возможно, что этот вариант, при известной договоренности между Корниловым и Керенским относительно поста премьера, мог реализоваться с наибольшей эффективностью (22).
Рассматривался и проект объявления Петрограда на военном положении в связи с приближением немецких войск к столице после падения Риги. Временное правительство 21 августа утвердило решение о выделении Петроградского военного округа в прямое подчинение Ставке, за исключением самой столицы. Подобное решение позволяло ввести в действие «Правила о местностях, объявляемых состоящими на военном положении», согласно которым власть принадлежала уже не гражданским, а военным чинам (23). Впоследствии данная модель устройства власти неоднократно применялась в годы гражданской войны на территориях белых правительств (благодаря объявлению Кубанского Края прифронтовой территорией в зоне Кавказской армии ее командующий, генерал-лейтенант П.Н. Врангель, арестовал оппозиционных депутатов Кубанской Рады).
Корнилов же получал бы полноту власти согласно привычному для каждого военачальника «Положению о полевом управлении войск в военное время» и при этом не нуждался бы в поддержке Временного правительства. Новым правительством оказался бы Совет народной обороны, поскольку его председателем становился Корнилов. 25 августа в Ставке, уже без согласования с Керенским, был заготовлен приказ о введении в Петрограде осадного положения и обсуждался вариант триумвирата Керенский – Корнилов – Савинков как высшей формы управления страной до созыва Учредительного Собрания. От имени Керенского в Совещании участвовали Савинков и шурин Керенского (брат Ольги Керенской) полковник В. Л. Барановский. Генерал-квартирмейстер Ставки, будущий начальник штаба ВСЮР генерал-майор И. П. Романовский согласовал с ними границы Петроградского генерал-губернаторства, в котором предполагалось ввести военное положение. 27 августа была отправлена телеграмма на имя Савинкова за подписью генералов Корнилова, Лукомского и Романовского: «Прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа» (24).
Но ни одному из этих планов не суждено было осуществиться. Единоличным диктатором решил стать сам Керенский. Ход конфликта Керенский – Корнилов достаточно хорошо описан в историографии. Трудно назвать его конфликтом двух моделей управления, как это пытался обосновать Керенский. В любом случае тенденция к «укреплению власти» была очевидна и для Керенского, и для Корнилова. Здесь уместно было бы говорить только о том, кто именно будет возглавлять эту модель «сильной власти». Так или иначе, но результатом подавления «корниловщины» стало учреждение 26 августа 1917 г. Директории во главе с ми-нистром-председателем.
Выступление генерала Корнилова не стало неожиданным для членов Союза, однако оказать ему должную поддержку «союзное» офицерство не смогло, прежде всего по причине отсутствия должной координации центрального и местных звеньев. Ряснянский категорически отрицал факт непосредственного участия Союза в действиях Главковерха, однако это отнюдь не означало, что Союз не готовился оказать активную поддержку в случае более тщательной подготовки.
Борьба с т. н. «Корниловским мятежом» определила не только конфликт между Ставкой и правительством, не только усилила позиции левых радикалов-болыпе-виков, но и серьезно осложнила взаимодействие военной и гражданской властей в перспективе дальнейшего развития Белого движения. Но главной трагедией «борьбы с корниловщиной» стал, по оценке генерала Головина, «окончательный разрыв внутри той силы, которая вырабатывалась инстинктом самосохранения государственного организма для борьбы против дальнейшего действия разрушительных сил революции…». «Керенский подрывал веру солдатского лагеря в патриотические намерения офицерства. Корнилов окончательно подрывал в офицерстве идею Временного правительства, его хотя бы некоторую легитимность. 26 августа предрешило 26 октября 1917 года» (25).
