Нельзя сказать, что в 1918 г. отсутствовали предложения и намерения создать некий «представительный фундамент» для исполнительно-законосовещательной власти. В Сибири, как будет показано далее, сочетание исполнительной и представительно-законодательной власти признавалось необходимым при создании любой государственной модели, но «временно невозможным» по причине гражданской войны. На белом Юге бывший председатель Комитета Государственной Думы Родзянко выступил с инициативой создания «Верховного Совета» из депутатов Государственной Думы всех четырех созывов, а также Государственного Совета. Проводником данной идеи стал бы созданный летом 1918 г. на основе представительства от властных структур бывшей Империи Совет Государственного Объединения России. Этот принципиально важный проект предполагал, по мнению Родзянко, восстановление легально-преемственной связи со структурами дооктябрьской и дофевральской России 1917 г. и был актуален именно для Юга, где, как отмечалось выше, власть сформировалась «в боях и походах», не имея достаточной легитимности. Правда, данный проект предусматривал отстранение генерала Алексеева от должности Верховного Руководителя, что, с другой стороны, считалось неприемлемым для уже сложившейся военно-политической элиты. Родзянко считал, что этим проектом наконец-то ликвидировалась правовая ошибка марта 1917 г., вызванная передачей всей власти «безответственному» Временному правительству, а не «ответственному» перед Думой или Советом министерству.
По свидетельству генерала Лукомского, Родзянко был первым, кто предложил Деникину создать «представительный фундамент» для армии. В переписке с Лукомским командующий Добрармией вспоминал, что подобный план предлагался ему сразу после окончания «Ледяного похода», в станице Мечетинской. Однако это предложение Деникин отклонил, так как считал, что «бывшие члены прежних русских законодательных учреждений не могут считаться правомочными представителями народа». В записке Лукомскому от 24 октября 1918 г. Деникин заметил, что в противовес партийно-политическому представительству гораздо перспективнее озаботиться созданием территориально-представительного т. н. «южного объединения» (объединения, подобного Юго-Восточному Союзу): «Добровольческая Армия отнюдь не может стать орудием политической партии, особливо с шаткой ориентацией… Вооруженная сила никогда не «останется в одиночестве». Ее всегда пожелают! Во всяком случае, до решения вопроса об «южном объединении» нельзя разрешать вопрос о новой комбинации, которая может только затруднить соглашение» (17).
«Итак – диктатор или директория, власть, возникающая из действующей реальной силы, или власть, образуемая путем сговора». «Такова была дилемма» – эта фраза из воспоминаний Астрова емко выражала суть политических разногласий, которые осенью 1918 г. привели к образованию двух моделей военно-политического управления, наиболее ярко выраженных на белом Юге и на белом Востоке России – в Екатеринодаре и в Уфе (об этом в отдельном разделе) (18). Однако для российского Белого движения вариант единоличной диктатуры в тот период оказался предпочтительнее.
В период лета – осени 1918 г. с выходом Добровольческой армии за пределы собственно казачьих областей (прежде всего на территорию Ставропольской и Черноморской губерний) возникла необходимость организации местного управления, структура которого принципиально оставалась в рамках военно-полевого законодательства. Первоначально и здесь действовали нормы «фактического права». 8 июля 1918 г. в Ставрополь в сопровождении небольшого конвоя прибыл генерал-майор М.А. Уваров, объявивший себя исполняющим обязанности военного губернатора. Он восстановил в прежних чинах бывшего полицеймейстера М.М. Старосельского и начальника сыскной полиции И.Н. Сычева.
Согласно сентябрьскому 1918 г. «Временному Положению об управлении губерниями и областями, занимаемыми войсками Добровольческой армии», местности, «находящиеся в сфере боевых действий Добровольческой армии и в ближайшем тыловом районе, образуют в административном отношении Военные губернаторства названной армии». Управление данными территориями возлагалось на военных губернаторов, «пользующихся правами командиров отдельных корпусов».
Военные губернаторы подчинялись непосредственно Главкому и отвечали за свои действия только перед ним. Вопросы гражданского управления были в компетенции начальника штаба, ответственного перед губернатором. Структуры местного самоуправления фактически не имели ни власти, ни влияния. Ставропольская городская дума, избранная по законам Временного правительства, продолжала работу, однако было заявлено о возможно скором пересмотре избирательного законодательства.
13 августа 1918 г. на должность Черноморского военного губернатора был назначен бывший командир Корниловского ударного полка полковник А. П. Кутепов, а должность военного губернатора Ставропольской губернии принял 9 октября 1918 г. генерал-майор П.В. Глазенап. Последним был представлен в штаб армии проект «Положения о Ставропольском военном губернаторстве», учитывавший особенности региона и предусматривавший, в частности, выделение особого статуса «инородцев» в губернии (калмыков, ногайцев, туркмен). Однако проект остался на бумаге. Взамен него была использована правовая практика в пределах норм военно-походного периода. Подобная система существовала до принятия нового «Временного положения о гражданском управлении», когда должности военных губернаторов были упразднены.
Показательно решение Глазенапом вопроса о правопреемственности, отражающее настроения немалой части Добровольческой армии. Было заявлено, что «Ставропольская губерния управляется на основании Законов Российской Империи, со всеми дополнениями и продолжениями по 26 февраля 1917 года, и на основании приказов Командующего Добровольческой Армией…». Глазенап упразднил городскую милицию и ввел городскую стражу, комплектовавшуюся уцелевшими городовыми и отставными военнослужащими. И хотя впоследствии данный приказ был отменен, его выход – свидетельство явных стремлений к установлению будущего правового устройства России на прошлых, еще «дофевральских», законодательных основах (19).
Говоря об организации военно-политических структур южнорусского Белого движения в период весны – осени 1918 г., нужно отметить также эволюцию Центров Добровольческой армии, создание которых началось еще накануне «Ледяного похода». После образования 3 июня 1918 г. Военно-политического отдела Добровольческой армии общая координация деятельности Центров была возложена на него. Была разработана «Краткая инструкция по организации на местах центров Добровольческой армии», согласно которой назначаемые лично генералом Алексеевым начальники Центров должны были «войти в самую тесную связь со всеми сочувствующими офицерскими и вообще военными организациями», «производить набор и отправку добровольцев, офицеров и солдат в армию, следить, чтобы означенные добровольцы не задерживались с отправлением». Дважды в месяц (1-го и 15-го числа) начальник Центра должен был отправлять донесения в Военно-политический отдел. Центры действовали уже во всех крупных украинских городах (Киеве, Харькове, Одессе, Севастополе) и Тифлисе. Данные города представляли собой пункты дислокации воинских частей, в них размещались военно-учебные заведения, средние и высшие учебные заведения, а также крупные финансовые и торгово-промышленные компании. Здесь можно было получить необходимую материальную и людскую поддержку. Основные задачи Центров сводились к содействию в комплектовании Добровольческой армии (отправка в армию людей и оружия), передаче сведений разведывательного характера, а также в подготовке собственных вооруженных («партизанских») групп. Но в дальнейшем, после соединения с белыми фронтами, Центры могли выполнять функции формирования гражданской власти в тылу (разумеется, административной, а не представительной). Также на их основе могли создаваться и новые воинские части для белых армий (20).
