Если южная и северная группы Союза верных стремились действовать преимущественно нелегально, то этого нельзя сказать о российских политиках – бывших членах законодательных палат Империи, всячески стремившихся к усилению своего влияния на власть. Для них самостоятельность Украины была сугубо временным явлением, и их монархические идеи «преломлялись» в зависимости от внешних обстоятельств. Бюро членов законодательных палат, в состав которого входили, в частности, бывшие в Киеве Милюков и Пуришкевич, на своих заседаниях, по воспоминаниям В. И. Гурко, «собиралось и вело нескончаемые беседы, сводившиеся… к взаимному осведомлению о текущих событиях». Показательно, что на этих собраниях «вопроса о форме правления… почти не касались, хотя несомненно, что за восстановление монархии стояли решительно все, причем преобладающее большинство признавало, однако, что поднимать это знамя преждевременно». И хотя общим выводом стало признание, «что формой правления в восстановленной России должна быть легитимная монархия, вопрос о том, кто должен быть признан законным претендентом на Престол, при этом не возникал» (32).
Так, в Киеве начала проявляться идея создания коалиции, объединяющей бывших членов Государственной Думы и Государственного Совета. Для новой антибольшевистской власти это означало получить опору на представительный фундамент, имеющий достаточно определенные признаки легальности и легитимности. Предлагался также вариант объединения представителей ведущих общественно-политических групп («создать государственный совет из виднейших деятелей различных партий»). Идея объединения членов бывших законодательных палат принадлежала Родзянко, а первая попытка создания подобного блока была предпринята в августе 1918 г. по инициативе А. В. Кривошеина, С. Е. Крыжановского (сенатора, бывшего Государственного секретаря императорского Совета министров в 1910–1917 гг.) и графа А. А. Бобринского (сенатора, сотрудника управления земледелия и землеустройства, члена Государственной Думы и Государственного Совета). Через Бобринского осуществлялось взаимодействие с монархическим бюро. Обе эти структуры должны были поддерживать режим Гетмана, обеспечивая ему содействие выражением «правого» общественного мнения. Отношение к Добровольческой армии строилось по формуле: «Армии самой не трогать и даже подхваливать ее, но всемерно травить руководителей армии, пока во главе ее стоит генерал Алексеев и его сотрудники».
Подобные настроения подтверждает, в частности, дневник генерал-лейтенанта А. А. Павлова, будущего командира Астраханского корпуса (Астраханской армии), жившего весной – осенью 1918 г. в Киеве и участвовавшего в многочисленных встречах монархистов и в официальных монархических собраниях. При описании одной из таких встреч (состоявшееся 21 апреля собрание т. н. «военной монархической партии») Павлов изложил доклад генерал-лейтенанта князя А.Н. Долгорукова о событиях февраля – марта 1917 г.: «Англия и Франция, для того чтобы Америка выступила, устроили нам революцию… в выборах в почетные граждане Москвы Бьюкенена есть революционная подкладка… все – и друзья, и враги – желали ослабления России, столь грозной для всех… все ругали Брусилова, Рузского, Алексеева (говорят, он послал телеграмму «Задержите поезд Государя!»)… Николай Михайлович и Терещенко дали денег на революцию – какая все это подлая кампания…» Характерно, что Павлов отметил и «не вполне согласных» с докладчиком – Н.Э. Бредова и В.З. Май-Маевского (оба будущие генералы ВСЮР) (33).
С политико-правовой точки зрения надежды российских политиков на создание на Украине своеобразного «плацдарма» для антибольшевистского сопротивления на основе принципа «восстановления монархии» независимо от Добровольческой армии вполне вписывались в рамки идей «областничества» и «регионализма». Специфика гетманской Украины заключалась в том, что хотя среди политических структур здесь получили преобладание интересы откровенных защитников монархических идей, но это еще не означало серьезных перемен в общественном сознании и «всенародной поддержки» монархической идеологии. Тем не менее именно Украинская Держава стала в апреле 1918 г. первым антибольшевистским государственным образованием, в котором открыто провозглашалось возвращение к принципам и нормам дореволюционного законодательства (на Дону это произошло позднее); в 1918–1919 гг. вся политико-правовая практика Белого движения будет исходить из них.
Более прагматичной и близкой к программе формировавшегося Белого движения была позиция Совета Государственного Объединения России по вопросу о восстановлении монархии. Гурко вспоминал, что члены СГОРа, «монархисты в душе… признавали, что развернуть монархическое знамя можно лишь при благоприятных к тому обстоятельствах, когда наступит уверенность, что знамя это действительно объединит вокруг себя могучую силу. С громом и грохотом, – говорили сторонники этого мнения, – должен царский лозунг прокатиться по России; в противном случае может случиться не распространение его, а, наоборот, развенчание. Провозглашение монархического начала без вызова немедленного сильного встречного ему общественного течения… могло на продолжительное время развенчать этот принцип в представлении народных масс…» (34).
Следует отметить, что идея восстановления монархии (в ее «украинском контексте») в 1918 г. неизбежно сталкивалась с проблемой отношения к фактам создания суверенных государственных образований. На Украине подавляющее большинство представителей всероссийских антибольшевистских организаций отстаивали идею восстановления монархии или единоличного правления с учетом обеспечения максимально допустимой формы национальной автономии или даже федерации. Наиболее близкими к такой модели считались Британская Империя с ее доминионами или Германская Империя, построенная на основе объединения сохранивших свое самоуправление герцогств, княжеств и графств. И хотя, по оценке А. В. Кривошеина, сопредседателя СГОРа в 1918–1919 гг., «монархия – это могущественная связь всех разных элементов, которые собрала вековая работа древнего московского государства», «монархия одна только обеспечивает наше единство», и ее возрождение уже не могло произойти в форме унитарной и самодержавной (35).
Идея образования всероссийской власти на основе соглашения государственно-территориальных структур не была оригинальной в 1918 г. Она находила выражение и в создании Юго-Восточного Союза, и в проектах совещаний Союза земств и городов Юга России, и т. д.
Рассматривая идею восстановления монархической формы правления в том виде, как она проявлялась на Украине, нельзя забывать о «германском влиянии» на данный процесс. Германский Император Вильгельм II Гогенцоллерн во время встречи с астраханским атаманом князем Тундутовым откровенно заявлял, что ему «славянский вопрос надоел» и вместо «Единой России» «будут четыре царства – Украина, Юго-Восточный Союз, Великоруссия и Сибирь» (36). Реальность подобных намерений подтверждала судьба уже оккупированных немецкой армией территорий бывшей Российской Империи. После заключения Брестского мира Прибалтика была занята немецкими войсками, и здесь были созданы Балтийское герцогство во главе с братом Вильгельма II Генрихом и Литовское королевство во главе с принцем Вюртембергским. В Финляндии власть получило прогерманское правительство во главе с Фридрихом Гессенским (зятем Императора Вильгельма II). Очевидно, что подобные «монархические модели» не исключались и для «Великоруссии». Проблему «персонального возглавления» можно было бы решить путем приглашения на Престол кого-либо из Дома Романовых или разветвленного Дома Гогенцоллернов. К чести отрекшегося и находившегося в заключении Государя Николая II, ни он, ни Его супруга, Государыня Императрица Александра Феодоровна, не допускали малейшей возможности возвращения себе Престола с помощью «немецких штыков». «Я бы никогда не поверил, – говорил Николай II после подписания Брестского мира, – что император Вильгельм и германское правительство могут унизиться до того, чтобы пожать руку этих негодяев (представителей Совнаркома, подписавших мир. – В.Ц.), которые предали свою страну». Более чем красноречивы слова Государя, сказанные им в ответ на известия о предпринимаемых при немецкой помощи попытках его освобождения: «Если это не предпринято для того, чтобы меня дискредитировать, то это оскорбление для меня», а Государыня добавила: «… Я предпочитаю умереть в России, нежели быть спасенной немцами». Характерны также и слова донесения одного из агентов «Азбуки» (от 12 июня 1918 г.): «Планы немцев, состоящие в том, чтобы… воссоздать союзную Германии монархическую Россию, терпят крушение… Главной причиной неудачи немцев явилась непреклонная твердость династии… Отрекшийся Император с непреклонной твердостью отклонил предложение Вильгельма II, чем последний был очень раздражен. Если бы ужасное известие о смерти Николая Александровича подтвердилось, то это злодеяние необходимо было бы поставить в прямую связь с неудачей переговоров Вильгельма II с отрекшимся Императором» (37).
