Идеи «перенесения центра» руководства антибольшевистским сопротивлением в Зарубежье отразилась и в проекте созыва в Париже т. н. «Съезда бывших русских правительств». Ее автором был бывший министр продовольствия Северо-Западного правительства, активный участник СГОРа масон М. С. Маргулиес. Еще в декабре 1919 г. он, как и Савинков, отстаивал необходимость «противопоставления большевистскому централизму не белого централизма, а противоположной идеи – децентрализации федеративного типа», «идеи новой русской демократии, объединяющей все окраинные образования». 4 января 1920 г. им была составлена на имя редактора газеты «Times» Б. Стэда памятная записка. В ней говорилось, что «Русский Политический Комитет под председательством Сазонова, получившего полномочия от Колчака и Деникина, не представляет после поражения этих последних всей России». Поэтому «единственным представительством всей России могло бы быть объединение всех русских правительств, создавшихся после революции февраля – марта 1917 года». Маргулиес определял семь таких «правительств»: «1. Правительство Колчака, 2. Правительство Деникина, 3. Правительство Севера России, 4. Правительство Северо-Запада, 5. Правительство Крымское, 6. Правительство Временное (Керенского – Львова), 7. Правительство Уфимское (Авксентьева и др.)». «Представители всех этих правительств в числе 20–25 находятся в данный момент в Европе (большинство в Париже и Лондоне) …, необходимо, чтобы союзники (главным образом Англия) созвали конференцию из всех этих правительств в Лондоне для создания комитета Национального и Противобольшевистского. Этот Комитет немедленно вступает в сношения с конференцией Балтийских провинций, собирающейся 15 января в Гельсингфорсе, и созывает за границей конференцию из представителей всех ныне независимых государств, бывших доселе русскими провинциями, для соглашения об общих действиях».
«Все это, – считал Маргулиес, – необходимо спешно осуществить, имея в виду победы большевиков, угрожающие больше, чем когда-либо, всей Европе (особенно Англии в ее азиатских владениях)». Налицо была очевидная попытка возврата к тому способу образования государственной власти, который уже апробировался на представительных Совещаниях в 1917–1918 гг. Новым было лишь посредничество иностранного государства (Великобритании) в процессе создания нового коалиционного правительства. Но план Маргулиеса остался неосуществленным. Англия отказалась от роли посредника, а добиться соглашения, в условиях стремительного распада белых фронтов и потери суверенной территории оставшимися белыми правительствами, было уже поздно. Тем не менее популярная в 1920 г. идея создания «широкого фронта» путем коалиций и компромиссов была очевидна
[401].
Другим путем (намечавшимся в начале 1920 г. и ставшим весьма популярным в части русской эмиграции в 1920-е гг.) стала надежда на «рост отрезвления большевиков изнутри России», надежда на «правое крыло большевизма», в котором Бахметев видел, в частности, Красина и Троцкого, и на необходимость, в этой связи, возвращения «массы русской эмиграции» в Россию для того, чтобы, по иронии Бахметева, «работать с их (большевиков. – В.Ц.) позволения над их уничтожением». Однако укрепление власти нового Главкома ВСЮР повлияло на эти настроения «возвращения» и «примирения». В письме 6 мая Маклаков снова убеждал Бахметева в возможности и желательности поддержки центра Белого движения в Крыму: «Нужно ли нам так же относиться к поддержке его (Врангеля. – В.Ц.), как мы делали относительно Колчака и Деникина, пользуясь тем, что, несмотря на более реакционный состав его правительства, оно способно вести несравненно более либеральную политику, чем деникинское и колчаковское, и, в частности, гораздо более гибким является в вопросе о национальностях. Мое личное мнение, что мы Врангеля должны поддержать и никоим образом не противополагать ему Деникина, превратившегося в эмигранта, во всяком случае, в настоящее время потерявшего кредит в России». Решение «национального вопроса» снова ставилось Маклаковым в зависимость от успехов боевых действий: «Ни один окраинный вопрос не может быть правильно разрешен, ни один захват не может быть предотвращен, пока в центре России господствует большевизм, пока он еще имеет шансы несколько длиться». Весьма верно Маклаков выражал и отношение к Врангелю в Зарубежье, и изменившееся отношение к специфике «государственного строительства» в белом Крыму: «Наш герой теперь – Врангель, заменивший Колчака и Деникина; но отношение к нему не то, что было к прежним героям. Их крушение сделало нас скептиками, хотя нельзя не сознаться, что Врангель сам по себе бесконечно более соответствовал бы той задаче, которая перед ним ставилась. Но этот скептицизм, а равно колоссальные материальные жертвы, потраченные зря, ставят задачу Врангеля бесконечно у же; он уже не думает объединить всю Россию, он думает уберечь некоторые ее части от большевизма; когда он говорит, что не только уберечь, но и увеличить, это не идет дальше захвата той небольшой полосы, которая необходима, чтобы Крым экономически являлся бы самодовлеющей единицей. Вот в такой узкой области Врангель и хочет закладывать основы настоящего государства. Дальше пойдут уже не завоевания, а соглашения», – отмечал Маклаков важнейшую составляющую врангелевского «нового курса». «Он хочет соглашаться с казаками, с грузинскими республиками, со всеми, с кем можно, и соглашаться только о военном сотрудничестве против большевиков; пока не дальше. Дальнейшее покажет сама жизнь».
Гораздо позднее (из-за типичных для времени гражданской войны перебоев со связью) о Врангеле и его правительстве узнали в САСШ, и там Бахметев также оценивал значение белого Крыма как некоего «государственного образования», стремящегося тем не менее к утверждению своего всероссийского статуса. Идеи создания российского «центра» за границей временно уступили место надеждам на сохранение этого «центра» в России. В письме Маклакову от 20 июля Бахметев писал: «Ваши письма и пересланные Струве документы явились для нас в значительной мере радостной и полной обещаний неожиданностью. Стремление Врангеля оградить часть территории для восстановления национального государственного центра более чем разумно… Я намерен всячески поддерживать Врангеля и его помощников и склонен полагать, что национальному делу в новой его фазе предстоит будущее. Не потому, что я жду чрезмерных военных успехов, а потому, что, с моей точки зрения, правильно заложены основы государственного восстановления. Лишь бы хватило мужества и веры не сойти с правильного пути и безжалостно гнать палкой никчемные и обветшалые элементы». Применительно к сотрудничеству с Польшей и другими иностранными государствами Бахметев говорил о необходимости гарантий соблюдения российских интересов, выразителем которых стал белый Юг: «Юг должен потребовать от союзников гарантии неприкосновенности русской территории и обусловить присоединение своих военных сил к общему выступлению подобной гарантией… Это коренное условие успеха и победы Европы над большевизмом вообще»
[402].
