Ответное послание Врангеля Мильерану свидетельствовало о «горячей благодарности за драгоценную помощь», которую Франция соглашалась «оказать национальному русскому делу в минуту тягчайшего испытания, когда мы прилагаем все наши усилия к тому, чтобы осуществить нашу задачу восстановления России на основе великих принципов свободы и прогресса». Не менее многообещающим было выступление Врангеля при посещении 1-го Корниловского ударного полка 1 сентября 1920 г. совместно с аккредитованными в Крыму представителями иностранных военных миссий, печатных изданий и телеграфных агентств: «Я горячо приветствую нашу старую союзницу – Францию. Франция первая признала наше правительство. Это было первое драгоценное свидетельство твердой веры в нас, в наше правое дело и нашу способность во имя свободы и справедливости бороться с мировым врагом – большевизмом. За Францией Америка, в исторической ноте, с исчерпывающей глубиной раскрыла свою точку зрения на русский вопрос, указав на мировое значение единства и неприкосновенности России и невозможность признания когда-либо большевистского режима». 1 октября заверения в поддержке звучали на банкете по поводу «годового праздника Военного Управления» из уст официальных представителей иностранных миссий в Севастополе (начальника французской военной миссии майора Этьевана, начальника британской военной миссии полковника Уольша, начальника американской миссии Красного Креста майора Райдена, начальника сербской военной миссии майора Стефановича). Представитель польской военной миссии (князь Любомирский) повторил слова Пилсудского о том, что «мир с большевиками невозможен», зачитал полученную им телеграмму от 8 октября о возобновлении военных действий на советско-польском фронте и всячески старался убедить собравшихся в вынужденном характере переговоров с РСФСР. Полковник Уольш отметил слова лорда Керзона о «бесчестных» приемах советской делегации в Лондоне и о возможной перемене отношений Великобритании к белому Крыму
[414].
Хотя и запоздалое (19 октября 1920 г.) по сравнению с актом признания, прибытие из Грузии в Крым на крейсере «Прованс» официального представителя Франции (в статусе Верховного Комиссара) де ла Мартелля (бывшего представителя Франции при Верховном Правителе России) и нового начальника французской военной миссии генерала Брюссо подтверждало статус принятого в Париже решения. В своей речи во время вручения Врангелю верительных грамот (20 октября) французский посланник сообщил: «Возлагая на меня обязанность представителя Французской Республики, мое правительство имело целью подчеркнуть значение, которое оно придает традиционному франко-русскому союзу и дружбе… Франция решительно становится на сторону поборников порядка, свободы и справедливости и поэтому приветствует ваше демократическое правительство, относящееся с уважением к национальным меньшинствам и опирающееся на национальную армию. Франция, потерпевшая большие убытки, решила оказать вам полную моральную поддержку и материальную помощь в возможных границах». 22 октября состоялась аудиенция Струве у Мильерана, и, по сообщению Маклакова, «план займа» для Крыма имел «надежду на успех», а с новым главой французского правительства Ж. Лейгом начались переговоры об оформлении условий финансового договора. Бывший посол в России М. Палеолог заверил Маклакова в «помощи со стороны Франции в отношении военного снабжения»
[415].
Граф де Мартелль подчеркивал готовность Франции к оказанию поддержки Белому делу в Крыму. В течение октября 1920 г. он неоднократно выступал перед представителями крымской печати. Правда, его заверения носили характер лишь «моральной поддержки»: «Франция готова оказать и уже оказывает моральную помощь – материальную же помощь будет оказывать по мере сил. Вообще же, будущее покажет, какую помощь окажет Франция». На актуальный в 1920 г. вопрос о возможности признания власти большевиков Верховный комиссар отвечал: «Франция не может им доверять, они правят посредством тирании, слова своего не держат, всякое письменное соглашение для них не обязательно к исполнению». На вопрос о «причине неудач Колчака» граф «любезно сообщил», что «адмирал Колчак не шел с народом, не обеспечил себе тыла, проходя вперед, оставил позади очаги большевизма. Его внимание было обращено на города, а крестьянство совершенно игнорировалось, между тем в России это главный элемент»
[416].
Но реальное значение «жеста» Франции, как оказалось, не так уж отличалось от того его значения, которого так опасался Маклаков. По справедливой оценке Михайловского, хотя это и «была выдающаяся дипломатическая победа, принимая во внимание влиятельное положение Франции в Европе в то время», но Струве «не мог предвидеть, что это признание не только не принесет сколько-нибудь существенной помощи Врангелю, но и будет подарком для присвоения Францией – после эвакуации армии Врангеля – остатков нашего Черноморского флота и некоторого другого казенного имущества»; Струве «удалось то, что не удалось такому профессиональному дипломату, как С. Д. Сазонов, во времена Колчака и Деникина… Правда, признание тогда и теперь имело совсем разное значение. Тогда оно вынудило бы союзников в конце концов к непосредственным военным действиям, теперь же Франция признанием Врангеля оказывала ему лишь моральную поддержку. Само собой разумеется, признание поднимало его престиж в глазах всего мира, но только для того, чтобы сделать затем его падение более эффектным»
[417].
Заметное влияние на внешнеполитические позиции врангелевского правительства оказывали САСШ. В. Вильсон в своем выступлении (25 марта 1920 г.) отмечал мировую «угрозу большевизма», особенно заметную в странах Западной Европы (Бельгии, Франции, Англии). Точку зрения Государственного Департамента относительно «русского вопроса» в 1920 г. выразило заявление «New York Times», именно его имел в виду Врангель, когда говорил об «исторической ноте». 6 августа Бахметев передал Гирсу перевод статьи, в которой, в частности, говорилось: «Американское правительство считает, что бывшие союзники России должны, как временные опекуны, сохранять ее права и легальный status quo до появления в России законного правительства. Главная цель Америки – спасение России для русского народа. Президент отклонит всякую сделку, которая признала бы за Советской властью право или возможность говорить от имени России. Америка будет ждать появления в России законного правительства, признанного всем русским народом, и в переходный период будет неизменно осуждать всякий захват русской территории, под каким бы предлогом он ни производился». 10 августа в своей ноте на имя посла Италии в Вашингтоне Государственный секретарь Б. Колби говорил о важности сохранения целостности России, полагая, что «надежное и мудрое решение Русской проблемы…, не может быть достигнуто до того, как будет приведен в действие такой план, согласно которому все составные части русского народа будут в состоянии самым действенным образом рассмотреть взаимные нужды политические и экономические различных областей, составивших Императорскую Россию… Несмотря на то что американское правительство не видит сейчас возможности для быстрого достижения такого результата, оно не считает полезными какие-либо решения, предложенные какой-либо международной конференцией, если они предполагают признание в качестве независимых государств тех или иных группировок, обладающих той или иной степенью контроля над территориями, являвшимися частью Императорской России…, так как это может нанести ущерб будущему России и прочному международному миру». В ноте также выражалась уверенность, что «восстановленная Свободная и Единая Россия вновь займет руководящее положение в мире, объединившись с другими свободными народами в деле поддержания мира и справедливости». Отмечалось, в частности, что САСШ еще в октябре 1919 г. и марте 1920 г. отказывались от сепаратного признания «Балтийских государств отдельными, независимыми от России нациями», и даже признание независимости Армении делалось с оговорками в отношении утверждения границ нового государства. Власть «большевистского правительства», полностью игнорирующего нормы международного права, поддерживавшего планы «мировой революции», не признавалась. В отношении предполагаемых будущих границ России заявлялось: «Эти границы должны точно включать всю прежнюю Российскую Империю, за исключением Финляндии, этнографической Польши и той территории, которая по соглашению может составить часть армянского государства. Стремления этих наций к независимости законны. Они были аннексированы насильно, и освобождение их от гнета чужеземной власти не является посягательством на территориальные права России и одобрено общественным мнением всех свободных народов». При этом предполагалось «удаление с территории, заключающейся в границах России, всех иностранных войск» и обязательное заявление стран Антанты о том, что «территориальная неприкосновенность и истинные границы России не будут нарушены», а «посягательства против… определенной и всеми объявленной границы России не будут разрешены ни Польше, ни Финляндии, ни какому-либо другому государству». Тем самым, по мнению Колби, «большевистский режим» не сможет «опираться на ложный, хотя и имеющий успех, призыв к русскому национализму».
