Осень 1920 г. стала новым этапом в развитии внешнеполитического курса южнорусского Белого движения. Образование Правительства Юга России, как считалось, должно было поднять статус «крымской государственности». Больше внимания стало уделяться общероссийским проблемам. Поскольку Врангель заявил о признании всех российских долгов, встал вопрос о возможности получения Крымом части российского золотого запаса, находившегося в Германии и переданного Франции по условиям перемирия. 30 августа российский посол в Румынии С. А. Поклевский-Козелл отмечал рост «симпатий к Главнокомандующему и к мероприятиям, проводимым Правительством Юга России», со стороны румынского правительства, однако, «принимая во внимание непосредственное соседство Румынии с Советской Россией, здешнее правительство твердо решило держаться пока политики нейтралитета в русских делах и избегать угроз по отношению к большевикам», вследствие чего «румынское правительство не нашло бы возможным в настоящую минуту последовать примеру Франции в вопросе признания Правительства Юга России». 3 сентября о возможности подтверждения, сделанного Югославией еще в 1919 г., акта официального («де-юре») признания Российского правительства адмирала Колчака запрашивал главу Совета министров Королевства СХС М. Веснича российский посланник в Белграде В. Н. Штрандтман. Последний намеревался добиться «своевременного оформления отношений с правительством Главнокомандующего, аккредитовав при нем дипломатического представителя». Показательно, что посланник «умышленно не поставил вопроса в плоскость признания, считая, что до сих пор фактически таковое существует», поскольку «присутствие в Белграде… полноправной российской миссии является символом признания Королевством антибольшевистской России»
[423].
Близким к разрешению был вопрос об открытии российских консульств в Эстонии, Латвии и Литве (запланированных еще в 1919 г., после известной декларации Северо-Западного правительства). Российский посланник в Швеции К. Н. Гулькевич должен был организовать консульства в Ревеле и Риге. В Литве также намечалось открытие консульства, и в Ковно с соответствующим поручением выехал сын П. Б. Струве А. П. Струве (первоначально предполагалось направить туда бывшего главу делегации Особого Совещания в САСШ П. П. Гронского). Тем самым для Правителя и Правительства Юга России вопрос о признании фактической независимости Прибалтийских республик был разрешен в положительном смысле. Признавались паспорта, выданные этими консульствами в Севастополе. Правда, при этом латвийский, эстонский и литовский консулы не были внесены в официальный консульский лист при Правительстве Юга России и именовались лишь как «представители латышских (или иных) интересов». При Правителе Юга России работал также официальный представитель правительства Армении Р. Сагателян, добивавшийся сбора пожертвований в фонд армянской армии во время армяно-турецкой войны осенью 1920 г. В газете «Военный голос» им было опубликовано «Воззвание к армянам, проживающим на Юге России», в котором отмечалось, что турецкие войска «теперь имеют дело не с безоружным населением, а с закаленной в боях Армянской армией, которая уже наносит жестокие удары беспощадному врагу, одновременно защищая территорию Республики от непрекращающихся нападений Советского Азербайджана»
[424].
21 сентября, «по поручению Правителя и Главнокомандующего», Струве запрашивал российское посольство в Токио о возможности «признания Японией Правительства Юга России, являющегося преемственным носителем Русской Государственной и Национальной идеи, в борьбе с большевизмом». Ответ российского посла В. Н. Крупенского не заставил себя долго ждать (29 сентября Гирсу был направлен ответ из Токио) и не оправдывал надежд Струве и Нератова: «Министр иностранных дел сказал мне сегодня, что по тщательном обсуждении вопроса японское правительство, имея особенно в виду свои отношения к Англии, считает настоящий момент еще преждевременным для приступления к признанию им правительства генерала Врангеля». Примечательно, что в то же самое время сохранялись достаточно активные контакты японских военных и дипломатов с дальневосточными структурами Белого движения. Действовавшая в Крыму японская военная миссия постоянно выступала с позиций поддержки Врангеля. Так, например, 19 октября состоялся парадный завтрак в японской миссии по случаю дня рождения Императора Японии, на котором присутствовали представители всех иностранных миссий, генерал Шатилов, Кривошеин и Татищев. В своем выступлении глава миссии майор Такахаси отметил: «На окраинах России все силы, борющиеся против кровавых тиранов, постепенно объединяются и подчиняются генералу Врангелю, в том числе и атаман Семенов. Это дает мне право думать, что скоро наступит возрождение России и счастье великого русского народа. Япония для счастья не пожалела дать несколько тысяч дорогих жизней своих офицеров и солдат и никогда не может признать большевизма. Все ее усилия направлены лишь, чтобы Россия стала вновь могучей и еще более дружественной ее соседкой. Еще раз повторяю, что Япония совершенно не желает посягать на какие-либо русские территории». Считал необходимым отметить «корректное отношение к нам японцев» (в отличие от других «союзников») и генерал Щербачев. В донесении Сазонову от 8 мая 1920 г. он подчеркнул, что в отношении военного имущества, «подлежавшего выдаче» по условиям международных соглашений, со стороны японского военного представителя заявлялось: «Имущество это было оплачено Русским Правительством и поэтому должно быть передано по принадлежности»
[425].
В августе – сентябре также предполагалось открытие дипломатических представительств и в странах, бывших противниках России: Германии, Австрии, Венгрии. Кривошеин просил Гирса продумать вопрос об открытии в Берлине и Вене если не «официальных», то хотя бы «официозных» представительств.
Последними по времени назначениями дипломатических представительств от «антибольшевистской государственности» стали назначения (уже после эвакуации из Крыма, в январе 1921 г.) полковника А.А. фон Лампе (военного агента) и князя П. Волконского (дипломата) в Венгрию. Данные решения также можно было бы характеризовать в качестве существенной эволюции внешнеполитического курса, если учесть, что т. н. «рост германофильских настроений», происходивший осенью 1919 г., был властно остановлен как в Омске, так и в Таганроге официально принятыми решениями о «верности союзникам» по Антанте. Возможность сближения с Германией предполагалась в ходе возможной встречи Струве с представителями германской делегации на конференции в Спа летом 1920 г. Заметную активность в направлении возможного российско-германского сближения, как и в 1919 г., проявлял А. И. Гучков, надеявшийся «рассеять франкофильские симпатии» врангелевского правительства, используя для этого личные контакты с Кривошеиным. Глава Российского Красного Креста в Германии был уверен, что участвовавший еще летом 1918 г. в переговорах с немецким послом графом Мирбахом премьер непременно сможет более трезво оценить перспективы внешнеполитического курса
[426].
