Не меньшее внимание привлекали оценки Кокошкиным формы правления будущего Российского Государства. В брошюре «Республика» он отмечал, что хотя монархический строй в России не исчерпал еще своих возможностей (прежде всего в силу того, что «представление о государстве для населения невозможно без личного символа»), будущее будет зависеть уже не от слепого подчинения главе государства, а подчинения интересам самого государства («Отечество» становится выше «царства»). «Фактически» существующий (до утверждения решений Учредительным Собранием) в России строй может, по мнению Кокошкина, считаться республиканским, поскольку «та форма правления, при которой наш демократический принцип господства воли народа осуществляется в самом полном и чистом виде, в наших глазах не может не быть самым совершенным». В то же время Кокошкин отмечал отсутствие прямой связи между формой правления и степенью демократичности общества («бывают абсолютные республики», но гораздо важнее «конституционная республика»). Деспотизм исполнительной власти при Республике не менее опасен для России. Кокошкин заявил себя сторонником «французского типа» Республики, при котором возможно оптимальное «согласование действий исполнительной и законодательной власти» («выборный Президент Республики управляет страной через посредство ответственных перед народным представительством министров»). «Россия должна быть демократической, парламентарной республикой. Законодательная власть должна принадлежать народному представительству. Во главе исполнительной власти должен стоять Президент Республики, избираемый на определенный срок народным представительством и управляющий через посредство ответственного перед народным представительством министерства»
[537].
Довольно четкие определения давались Кокошкиным в 1917 г. предстоящим выборам в российскую Конституанту. Прежде всего, следовало обеспечить созыв Собрания в максимально возможные ближайшие сроки. Власть Временного правительства не могла считаться правомочной, и проводимые им преобразования не могли считаться легитимными без одобрения Собрания. Конституанте предстояло бы ратифицировать мирный договор с Германией. Техническая подготовка выборов занимала бы как минимум несколько месяцев, и здесь следовало опереться на «органы местного самоуправления, но не нынешние, а будущие, которые сами будут созданы на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования», на те избирательные списки, которые составлялись бы с учетом проведения всеобщих выборов. Показательно, что, выступая от позиции кадетской партии, Кокошкин отмечал несовершенство мажоритарной многоименной системы выборов, справедливо считая, что подобная практика приведет к игнорированию избирательного меньшинства, не сможет выражать многообразия политических настроений в избирательном округе. Исключением можно было бы считать лишь одноименное мажоритарное голосование, которое обеспечивало бы прохождение в Собрание «местных авторитетов» (в 1919 г. большинство в партии поддержит идею проведения одноименных мажоритарных выборов в Национальное Учредительное Собрание). Предпочтение отдавалось пропорциональной системе голосования по партийным спискам, весьма популярной в 1917 г. Кокошкин полагал, что при введении голосования по губерниям (эта административная единица считалась соответствующей избирательному округу) будет решен вопрос об оптимальном отражении политических настроений общества. В вопросе о компетенции, полномочиях Учредительного Собрания Кокошкин подтверждал тезис о необходимости «установления Конституции России и определения образа правления», после чего его полномочия перейдут к «новому законодательному порядку». Что касается «исполнительной власти во время деятельности Учредительного Собрания», то, по мнению Кокошкина, прекращение полномочий Временного правительства – после начала работы всероссийского форума – было очевидным. Однако не стоило сосредоточивать исполнительную власть и у самого Собрания. Более приемлемым вариантом предполагалось создание «ответственного кабинета» на период работы Собрания, с последующим его преобразованием в правительство, ответственное перед законодательной властью
[538].
Также весьма актуальными признавались оценки Кокошкиным отношения России к Германии и к Англии. В докладе «Англия, Германия и судьбы Европы», сделанном еще в 1916 г., Кокошкин предупреждал об исконном стремлении политиков и военных Германии к тотальному подчинению России, посредством разделения ее на ряд государственных образований, каждое из которых (несмотря на мнимую суверенность) будет контролироваться из Берлина. Так в свое время, «железом и кровью», была создана Германская Империя под главенством Пруссии. Такие же цели германский милитаризм ставит и в настоящей войне («немецкий план организации Европы»). «Ближайшая задача германского империализма – это создание нового огромного, сложного политического целого». Политическая система Германии основана на слепом «культе государства»: «Мир, организованный Германией, подчиненный ее изумительной дисциплине, всемирное военно-промышленное государство, соединение государственно-социалистической фаланстеры с прусской казармой». В отличие от Германии Англия, по мнению Кокошкина, руководствуется принципами невмешательства в дела своих соседей, стремится к поддержке тех структур власти, которые представляются наиболее демократичными. В отличие от немца, «англичанин высоко ценит государство, но он сознает его ограниченность и условность; он видит в нем не самоцель, а средство для достижения других высших целей». Британская Империя, в отличие от Германской, представляет собой «огромное и пестрое разнообразие государственных форм, законодательств, обычаев, нравов, систем управления», которое «совмещается в пределах одного сложного политического целого. И в критический момент великой международной борьбы это целое не только сохраняет, но и увеличивает свою внутреннюю сплоченность». Будущее Европы – в союзе России и Англии, в возможности создания новой системы равноправных отношений среди европейских государств, освобожденных от угрозы «германского господства». Примечательно, что в предварительном конспекте речи Кокошкин прямо говорил, что «союзникам (Антанте. – В.Ц.) предстоит противопоставить идею международного федерализма идее германской всемирной гегемонии». Газетный вариант («Русские Ведомости», 17 октября 1916 г.) отмечал важность создания «международной организации, не поглощающей своих составных частей, но оберегающей полноту их свободы, организация по принципу не принуждения, но убеждения». «Работают сейчас два молота, и одинаков их шум. Но один молот кует цепи на Европу, другой – разбивает эти цепи. Рождается новая, светлая Европа, и родится она лишь при одном условии – при незыблемо крепком союзе России с Англией»
[539].
Данные суждения Кокошкина оказали существенное влияние на оценки перспектив политического развития России представителями Белого движения в 1918–1919 гг., причем не только из числа членов кадетской партии. Очевидно их непосредственное влияние и на решения майской 1918 г. конференции. Не случайно в итоговом пункте коммюнике отмечалась важность независимой внешнеполитической позиции России, ее верность «союзническим обязательствам» и необходимость «внутренней самоорганизации»: «Воссоздание России, составляющее ныне основную цель нашей внешней политики, явится результатом: а) борьбы Держав Согласия за устранение германской гегемонии; б) неизбежного тяготения частей России к объединению и в) главным образом внутреннего собирания народных сил, не проявляющихся пока ввиду усталости от войны и революции, но не могущих долго оставаться в состоянии апатии и приниженности»
[540]. Показательны также принятые конференцией «тезисы по вопросу о положении партии в оккупированных местностях»: «Партийные организации остаются и продолжают свою работу в согласии с общими директивами своих центральных органов; исходя из положения, что навязанный обессиленной России мир не признан русским народом и что роль России в мировой борьбе еще не окончена – члены партии не должны и не могут вступать ни в какие соглашения с германцами и… призывать их для создания власти, установления порядка и устройства местных дел». В случае «междувластия» (между немецкой оккупацией и советской властью) местные партийные комитеты обязывались принять участие только в воссоздании структур местного самоуправления – городских или земских управ, но никоим образом не в правительственных структурах. В резолюции, принятой на Пленарном заседании ЦК 13 июля 1918 г., твердо говорилось: «Центральный Комитет партии решительно исключает какую бы то ни было возможность для членов партии вступать в какие бы то ни было соглашения с германской коалицией относительно образования государственной власти, установления нового порядка в стране и не допускает участия членов партии в правительстве, образованном при содействии германской коалиции»
[541].
