О важности единения с Державами Согласия Устрялов говорил, также исходя из опасений их противодействия «нашему национальному возрождению»: «Не говоря о том, что они вольны ограничить подвоз снаряжения…, они могут, например, признать Польшу в границах, установленных без согласия России…, они могут разграничить сферу влияния в Бессарабии…, они могут предпринять трудно поправимые для России шаги на Кавказе». С точки зрения выгод признания Омского правительства Устрялов высказывал сомнения, считая, что Россия еще недостаточно сильна и едина, чтобы диктовать свои позиции на мирной конференции. На вполне обоснованные подозрения, что «непосредственная связь с демократиями» может привести «нашу национальную власть к некоторому опасному уклону влево» и способствовать «иностранному вмешательству во внутренние дела России», Устрялов довольно категорично отстаивал общепризнанный для политического курса Белого движения в 1919 г. принцип: «Всякая попытка навязывания каких-либо принципов или мероприятий нашему правительству должна встречать с его стороны решительный отпор…, руководящим принципом нашей внутренней политики должен остаться бесспорный для нас лозунг – диктатура во имя демократии».
Во внешнеполитических аспектах все большее внимание кадетов привлекал типичный для периода середины – конца 1919 г. «славянский фактор». Устрялов не был склонен преувеличивать его значение, полагая, что, кроме сербов и карпато-руссов, других союзников у Белого движения среди славян вряд ли можно найти. Завершая свой доклад, он подчеркнул то особое, «мировое значение», которое имела ведущаяся белыми армиями «борьба с большевизмом»: «Это есть борьба за культуру, потому что теперь для нас уже нет никакого сомнения, что большевизм угрожает культуре всего человечества». Будущий идеолог «национал-большевизма» высказывался и в отношении национальной, как ему представлялось, сущности большевистской власти: «Мы боремся с большевизмом, мы считаем его мировым злом, но мы не можем не признать, – и это необходимо категорически подчеркнуть, – что даже и большевизм, с его размахом, с его изумительной энергией, свидетельствует об известной национальной силе… Если теперь нам нужны союзники, то, несомненно, еще придет время, когда Великая Россия нужна будет союзникам. В этом для нас нет никакого сомнения, время работает на нас. Мы должны помнить, что наша главная задача – концентрация, напряжение нашей национальной энергии. Все остальное приложится».
В прениях по докладу Устрялова выделялись выступления участника Югославянского Совета в России С. А. Елачича, несогласного с недооценкой докладчиком «славянского фактора». По мнению Елачича, кадетская партия должна была заявить о признании тезиса, что «Великая Россия не может быть без свободного славянства и свободное славянство не может быть без Великой России». Клафтон считал необходимым отметить важность внутренней и международной политики Омского правительства как всероссийской: «Верховный Правитель есть единый глава Русского государства… Мы совершенно отвергаем локальный характер Омской власти с того момента, когда Русское правительство перешло через Урал и подарило нам Пермскую победу». Участники конференции согласились с Клафтоном, словами Устрялова подведя итог обсуждению: «Когда я говорил, что мы одобряем политику Омского правительства, для меня было ясно, что Омское правительство является Российским и что одобрение его деятельности есть одобрение политики Сазонова, который является министром иностранных дел Омского правительства, т. е. правительства России»
[557].
Несомненное влияние на формирование внешнеполитической позиции партии оказало сделанное специально для Омской конференции и Восточного отдела ЦК интервью Милюкова (8 мая 1919 г.), переданное дипломатической почтой из Лондона в Омск. «Признание правительства, возглавляемого адмиралом Колчаком, правительством Всероссийским есть первая и основная задача нашей политики», «Единство России – в довоенных границах, за исключением Польши», – отмечал вчерашний сторонник «германской ориентации», ставший убежденным защитником идеи сотрудничества с Антантой. «Программа Вильсона» (14 пунктов) оценивалась довольно скептически: «Нашей исходной точкой должны быть не эластичные пункты, а интересы России». Эти «пункты» признавались «полезными исключительно в смысле государственного единства России» и «практических основ к принципу самоопределения», заменять правила «укрепления военного командования и дипломатических союзов» лозунгами общемирового единства – преждевременно. Принципиально соглашаясь с позицией С. Д. Сазонова, Милюков также считал, что отношения с САСШ и Японией нужно строить с перспективой «возможного конфликта» между этими двумя странами, с которыми России «нет необходимости себя связывать». Эффективность экономического сотрудничества не должна достигаться за счет «притязаний на концессии», которые могут нанести ущерб России. Характерны оценки Милюковым перспектив «польского вопроса» и статуса Украины. Граница с Польшей должна была строиться на «этнографическом принципе» с учетом «особенностей Восточной Галиции». Львов следовало бы объявить «вольным городом» по аналогии с Данцигом. «Прибалтийский край должен быть воссоединен с Россией на началах широкой автономии», «Закавказье необходимо объединить с Россией», – был убежден Милюков. Применительно к договорным обязательствам союзников перед Россией (в частности, в отношении Черноморских проливов) Милюков считал важным их обязательное соблюдение: «Хотя моя мотивировка присоединения к нам Константинополя ввиду притязаний немцев на Берлин – Багдад отпала, но не отпала необходимость решить вопрос о проливах в пользу России».
В качестве главного принципа всероссийской власти Милюков поддерживал «факт создания временной, с чрезвычайными полномочиями власти, опирающейся на армию» до того момента, «пока станет возможным созыв Национального Собрания». Лидер кадетов «решительно возражал против всякого объединения с ничему не научившимися и непримиримым догматизмом правых течений»
[558].
В утвержденных тезисах конференции по иностранной политике подтверждались уже неоднократно отмеченные принципы позиции кадетской партии: победа Антанты в войне «ставит Россию в ряды Великих держав», «выход России из ряда воюющих стран нельзя считать изменой союзникам, так как выход этот надо считать совершившимся после воцарения большевиков, власть которых осталась международно непризнанной и правовых последствий производить не могла», «принимая во внимание, что Россия в настоящее время попала в положение Бельгии и Сербии (имелась в виду оккупация этих стран войсками Четверного Союза. – В.Ц.) …, Россия имеет право на получение реальной помощи от союзников как финансовой, так и в деле освобождения страны от циммервальдийцев-большевиков, узурпировавших власть», а также «может рассчитывать на представительство на конгрессе (Парижской конференции. – В.Ц.), как только она будет в состоянии иметь власть общероссийскую, подлинно признанную народом», а «до сконструирования в России общероссийского министерства иностранных дел представительство России возлагается на послов, находящихся за границей и имеющих полномочия от Временного правительства». Дополнительно к докладу Устрялова было утверждено постановление, в котором, в частности, подчеркивалось: «Партия считает, что правительство Колчака, доказавшее свою жизнеспособность, объединяющее собой все элементы подлинной демократии страны и определенно заявившее о своей международной лояльности, силой вещей является перед лицом русского народа и всего мира правомочным и авторитетным правительством России»
[559].
