Мы же, пока Вы существуете, стоим твердо на прежней позиции; но, однако, помощь или, по крайней мере, сочувствие заграницы становится сейчас еще настоятельнее, чем раньше, и если оно может быть легче достигнуто при термине и даже понятии «федерация» – союзники не смогут понять нашей непримиримости. Она только удивляла их, пока у нас было достаточно силы, чтобы обходиться без инородцев; но если мы будем обнаруживать ее, не имея достаточно силы, мы ускорим те процессы, которые сейчас дают полное разочарование Европы в нашей политической дальновидности и в возможности нашей победы.
Примите уверение в совершенном уважении и преданности. В. Маклаков.
Париж, 21 января 1920 г.
Милостивый государь Анатолий Анатольевич.
Посылаю Вам это письмо с генералом Боссолино; он едет неожиданно сегодня же, и у меня нет времени, чтобы написать Вам подробно; многое он расскажет Вам сам и, думаю, расскажет правильно; но вкратце хочу указать на главное.
Главное – это вопрос, сумеете ли вы где-либо удержаться, стабилизироваться, закрепить хотя бы часть своей армии. Теперь дело именно в армии, а не в территории. Как бы ни мала была та территория, на которой вы сосредоточитесь, если у вас сохранится армия – сохранится и надежда, и тогда с вами будут считаться, как с реальной силой. За последнее время мы с вами ничего не имеем. Нам слишком легко представить последствия военных неудач, скопление беженцев, упадок духа, измену со стороны всех колеблющихся, удары в спину и т. д.; словом, мы можем и должны допустить, что может быть, Вы совершенно не устоите, а это так важно для дальнейшего, что я буду просить Вас не поздно, при первой возможности дать нам какие-либо указания об этом вопросе.
Официальный указ о назначении Мильерана появился только сегодня, поэтому его я еще не видал; кое-что о его намерениях знаю через посредников; но у меня была подробная беседа с одним из главных наших друзей – Черчилля, который находится в Париже. Из этой беседы можно вывести представление о тех возможностях, которые нас ожидают.
Если вы не устоите и, таким образом, большевизм станет владыкой во всей России, союзники признают, что их политика провалилась, что то дело, которому мы здесь служили, т. е. низвержение большевизма извне, окончилось неудачей. С этого момента отношение к России изменится. Союзники поставят ставку на окружающие Россию народности и соседей; вся их задача будет состоять только в том, чтобы большевизм их не захватил, чтобы они защищали свои границы. Им они будут помогать и более щедро, чем они помогали нам. В этом случае они, вероятно, их признают, возможно, что признают за ними даже русские территории. Вся ставка союзников в это время будет, с одной стороны, на то, что они не допустят у себя большевизма, а хорошо предвидят, что такая позиция переменит и ориентацию России, что в войне большевиков с Польшей на русской территории большевики явятся носителями национальной идеи и сочувствие перейдет к ним. Они понимают также, что победа большевизма над Россией есть победа Германии над Антантой. Все это понимают умные и дальновидные политики, и тем не менее в этом случае они окажутся бессильными перед теми, кто захочет дать какой-либо ответ в ближайшие дни.
Возьмем теперь другую возможность, – что если Деникин где-то закрепится, как военная сила; тогда возможна надежда на поворот военного счастья, который был. Тогда ставка будет по-прежнему на вас; но она уже не будет безусловной; союзники слишком глубоко уверовали, что причина ваших неудач лежит в вас самих, в неправильности политического курса и если этот курс останется прежним, то они не поверят в возможность прочного успеха, и сейчас никакими словами вы их с этого пути не сдвинете. В чем они вас упрекают?
Главные пункты почти те же, что были раньше, следующие: во-первых, ваша аграрная политика, по их мнению, раздражила и еще больше испугала крестьян. Необходимо сейчас же легализовать «завоевания» революции и отдать захваченную землю в собственность тем, кто ее захватил путем купчих крепостей. Во-вторых, необходимо изменить отношение к инородцам. Воевать с большевиками, не имея на своей стороне инородцев и соседей, с их точки зрения бесполезно. У вас до сих пор считалось преступным понятие федерации; союзники же больше всего возвращаются к этому пункту своих прежних советов, и их точка зрения – именно федерация, т. е. соглашение, которое не может состояться, пока на фактические правительства инородцев мы будем смотреть не как на союзников, а как на изменников. Необходимо, наконец, приемлемое соглашение с Польшей и с Румынией (особенно с Польшей). Союзники поймут, что постольку… мы опустим национальное знамя, поскольку его поднимут большевики. Тут вопрос такта и меры. Но принципиально нужно согласиться и внести в это наибольше уступчивости. Наконец, третье и последнее – неудача того движения, которое мы здесь представляли, вернуло кредит тем нашим левым партиям, социалистическим, которые предрекали ваше крушение. Эти левые партии в значительном большинстве сейчас склоняются к примирению с большевиками. Конечно, идти с ними вместе при таких условиях невозможно, но зато, по мнению Европы, все те левые партии, которые не хотят мира с большевиками, должны быть вместе с вами. Одной из причин ваших неудач вообще считают вашу исключительность как в национальном, так и в политическом вопросе; вашу мысль, что вы можете обойтись своими силами, отвернувшись от социалистов даже тогда, когда они не рекомендовали примирения с большевиками. Верно ли это или неверно, но никакими словами вы сейчас в этом их не разубедите. Наши слова в последнее время были так неожиданно радикально опровергнуты событиями, что им более не поверят. Сейчас, когда речь идет о борьбе с большевиками, а не о примирении с ними вообще, наблюдается новая картина. Партии умеренные и буржуазные, по крайней мере лица этих классов и направлений, рекомендуют настойчиво помириться с большевизмом. На Англию произвело колоссальное впечатление, что послом для переговоров с Эстонией от большевиков явился не только Литвинов, но и сын покойного Бенкендорфа, которого хорошо знали в лондонском обществе. Так если большевики умеют пользоваться всякими услугами, объединяя столь широкий фронт, то Европа не поймет, что антибольшевистские силы отталкивают социалистов только оттого, что они социалисты. Вот почему союзники будут ждать перестройки самого правительства на новых началах; другого тона, в официозной прессе, вообще некоторых иных политических лозунгов. Если даже после всех испытаний такая политика окажется невозможной и неприемлемой для ваших правых элементов, для офицеров, и политический курс останется прежним, с резким отмежеванием от левых элементов, то я предвижу, что здешние левые элементы, которые с нами боролись, одержат над нами безусловный и решительный верх.
Вместе с тем, со слов Черчилля, я могу вас заверить, о чем он обещал вам лично телеграфировать – что они продолжают и будут продолжать посылать вам вооружение. Они просят особенно не смущаться тем, что блокада с России (РСФСР. – В.Ц.) снимается. Это вообще очень сложный вопрос. Неожиданное решение принято по настоянию Ллойд-Джорджа, ни с кем из нас они предварительно не посоветовались. Сами кооператоры были приглашены в Высший Совет и вышли оттуда с решением в их пользу. Главное дело в том, что масса русских и иностранцев этому сочувствуют. Многие русские считают преступлением возражать против этого. То, с чем можно было мириться, когда ожидалось скорое освобождение России от большевиков, с их точки зрения становится преступлением, когда эта надежда исчезла. Многие иностранцы, с другой стороны, убеждены, что восстановление экономических отношений и вообще отношений с иностранцами поведет к видоизменению большевизма. Словом, эта мера одна из тех, помешать которой в данном положении дела, было бы абсолютно невозможно. Черчилль мне сказал, что ясно учитывает гибельные моральные последствия этого – падение духа у вас, мысль о том, что вас совершенно оставляют, и что с этим надо бороться, так как это неверно. Но удержать блокаду сейчас не смог бы никто. Единственно, что может быть будет возможно, – это использовать кооперативы в наших интересах или, по крайней мере, помешать им служить большевизму более открыто и явно, чем они это намерены делать. Не скрою, что предположения Ллойд-Джорджа шли гораздо дальше и вели к неприкровенному признанию большевизма. Этому пока удалось помешать. Точно так же признание Азербайджана и Грузии только фактическое, а не юридическое, не закрывает возможности соглашения с ними; если этой возможности мы не используем, то они пойдут дальше.
