В каком отношении оказалась Русская Православная Церковь и сам Патриарх к начавшемуся сопротивлению большевизму, к тем «семи тысячам мужам», которые, как понимали эти его слова, «не преклонили колена перед современным ваалом и не изменили Богу истинному»? С 1920-х гг. и до сегодняшнего времени утвердились два мнения по этому вопросу. Первое было достаточно четко выражено в советской историографии, согласно которой Святейший Патриарх Тихон и «тихоновская церковь» были «сплошь контрреволюционными», «антинародными», «тесно сотрудничали с интервентами и белогвардейцами»
[625]. Другое мнение, высказанное первоначально в части духовной и светской литературы Русского Зарубежья, а затем, существенно не изменившись, перешло и на страницы отечественной литературы, состоит в следующем: хотя немалая часть иерархов и священников поддерживали Белое движение и непосредственно участвовали в нем, Святейший Патриарх отказал ему в поддержке по причине его «либерализма».
Исходя из тезиса об «отказе благословить Белое движение», многие готовы утверждать, что Патриарх (правда, не сразу в октябре 1917-го) «признал правоту народной советской власти». Необходимо учитывать, что хотя Святейший Патриарх постоянно учитывал мнение Поместного Собора, а затем и Высшего Церковного Управления («Конституционный Патриарх», как называли его некоторые участники Собора), все же его личная позиция выражалась нередко независимо от соборных советов и пожеланий. Вопрос об отношении Святейшего Патриарха к советской власти нельзя отделять от общего отношения Русской Православной Церкви к тем политическим переменам, которые происходили в России во время «второй смуты». И здесь были определенные колебания, уверенность в скором «свержении советской власти» сменялась сомнениями в возможности победы белых армий.
В начале декабря 1917 г. завершилось формирование высших органов церковного управления. Было рассмотрено и принято Положение о правах и обязанностях Святейшего Патриарха и о Высшем Церковном Управлении. 7 декабря, сроком на три года, Собором был избран Священный Синод (титул Святейший теперь перешел Патриарху), а 8 декабря – Высший Церковный Совет. В Синод, состоящий из 12 членов, вошли Патриарх и Митрополит Киевский Владимир (по должности), а по избранию Собором – шесть иерархов: митрополиты Арсений, Антоний, Сергий и Платон, архиепископы Анастасий Кишиневский и Евлогий Волынский. Их заместителями были избраны архиепископы Никандр Вятский, Дмитрий Таврический, Вениамин Петроградский, Константин Могилевский, Кирилл Тамбовский и Андроник Пермский. Членами Высшего Церковного Совета (в составе 15 членов) были избраны (сроком на три года) от клира протоиерей Смоленского кафедрального Собора А. В. Санковский, протопресвитеры Шавельский и Любимов, харьковский протоиерей А. М. Станиславский и псаломщик Пермской епархии А. Г. Кудряшов. От монашествующих были избраны архимандрит Унженского монастыря Виссарион, а от мирян – профессора С. Н. Булгаков, А. В. Карташев, И. М. Громогласов, князь Е. Н. Трубецкой и П. Д. Лапин, член Собора от Черниговской епархии С. М. Раевский. Заместителями были избраны петроградский протоиерей П. А. Миртов, протоиерей П. Н. Лахотский. Членами Совета стали также профессора П. П. Кудрявцев, И. И. Соколов и Л. И. Писарев, князь Г. Трубецкой, В. И. Астров и член Государственной Думы М. И. Арефьев. Высший Совет должен был состоять из трех иерархов («из состава Синода по его избранию и по избранию Всероссийского Поместного Собора), одного монаха (из монастырских иноков»), пяти клириков и шести мирян». Председателем Синода и Совета был Патриарх.
К концу 1918 г., в результате более чем годовой работы, были приняты и опубликованы «Определения Священного Собора об управлении Православной Российской Церкви» и Приходской Устав. Тщательно проработанные законодательные акты отражали произошедшие за революционное время перемены в статусе церковной иерархии. Определение о «высшем управлении» (Патриархе и Поместном Соборе) подтверждало, что «управление церковными делами принадлежит Всероссийскому Патриарху совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом, подотчетными «о своей деятельности за между-соборный период» Всероссийскому Поместному Собору.
Епархиальное разделение, утвержденное Собором, состояло из «пяти групп»: 1) Северо-Западной (Архангельская, Варшавская, Вологодская, Гродненская, Литовская, Минская, Могилевская, Новгородская, Олонецкая, Петроградская, Полоцкая, Псковская, Рижская, Финляндская епархии); 2). Юго-Западной (Волынская, Воронежская, Донская, Екатеринославская, Кишиневская, Курская, Подольская, Полтавская, Таврическая, Харьковская, Херсонская, Холмская, Черниговская епархии); 3). Центральной (Владимирская, Калужская, Костромская, Московская, Нижегородская, Орловская, Пензенская, Смоленская, Рязанская, Тамбовская, Тверская, Тульская, Ярославская епархии); 4). Восточной (Астраханская, Владикавказская, Вятская, Казанская, Оренбургская, Пермская, Самарская, Саратовская, Симбирская, Ставропольская, Сухумская, Тифлисская, Уфимская епархии); 5). Сибирская (Благовещенская, Владивостокская, Екатеринбургская, Енисейская, Забайкальская, Иркутская, Омская, Тобольская, Томская, Туркестанская, Якутская, Северо-Американская епархии, а также Японская, Китайская и Урмийская миссии).
В числе занятых белыми армиями в 1918–1919 гг. оказались вся Сибирская (за исключением территорий иностранных государств) и почти вся Юго-Западная группы епархий, а также частично Северо-Западная и Восточная группы (в части территорий, не являвшихся «государственными образованиями» Польши, Финляндии, Прибалтийских и закавказских республик). Таким образом, на территориях белых правительств в той или иной степени должны были определиться взаимоотношения Церкви и государственной власти. Для оценки статуса состоявшихся в 1918–1919 гг. Церковных Соборов в Сибири и на Юго-Востоке России следует учесть принятое уже на третьей сессии в августе 1918 г. постановление о сохранении за каждым членом Собора этого звания впредь до законного созыва нового Собора и о праве каждого члена Собора участвовать в Епархиальных Собраниях и съездах в силу этого звания. Созываемые в белых регионах Соборы с участием в их работе членов Поместного Собора считались вполне легитимными. Примечательно, что верховный статус Патриарха, Синода и Совета признавались белыми правительствами даже в условиях невозможности осуществления непосредственных отношений. При полном отрицании всей советской и большевистско-партийной системы управления это были единственные оказавшиеся на территории РСФСР структуры, полномочия которых признавались белой властью.
Решения на заседаниях Священного Синода и Высшего Церковного Совета принимались простым большинством голосов, однако Патриарх в случаях, когда, по его мнению, принятые решения «не соответствовали пользе и благу Церкви», мог заявлять протест на заседании Синода. Если решение Синодом отклонялось, то Патриарх переносил его «на окончательное разрешение ближайшего Всероссийского Поместного Собора» или же Патриарх принимал «самостоятельное решение и приводил его в исполнение, с последующим вынесением на «окончательное разрешение» Собором. Выделенные в отдельную часть Определения «о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России» отнюдь не делали его носителем единоличной власти, а лишь обозначали его полномочия в условиях обязательного взаимодействия с Синодом и Советом. Патриарх мог обращаться к ним «в потребных случаях», ввиду необходимости «попечения о внутреннем и внешнем благосостоянии Российской Церкви». Патриарх созывал Церковные Соборы и председательствовал на них, а также «сносился с автокефальными Православными Церквами по вопросам Церковной жизни во исполнение постановлений Всероссийского Церковного Собора или Священного Синода». Утверждалось, что Патриарх «является представителем Церкви перед государственной властью» и «имеет долг печалования перед государственной властью».
