17 октября 1920 г. начальником канцелярии Управления военным и морским духовенством Е. Махароблидзе на имя епископа Вениамина было подано ходатайство об увеличении числа священнослужителей в воинских частях. Ссылаясь на порочный пример смещения с должности полкового священника иерея Потапия Лызлова (6-го кавалерийского полка) единоличным решением командира полка, считалось необходимым подтвердить право замещения должностей духовенства исключительно решениями епископа Вениамина.
Предлагалось назначить благочинных дивизий, а также корпусных и бригадных благочинных, должности которых были предусмотрены еще решениями Протопресвитера. Однако и этого было недостаточно. «При ходе современной войны, оторванности воинских частей от Высшей Церковной военно-духовной власти и затруднительности в почтовых сношениях, для урегулирования пастырской деятельности в Армии и лучшей постановки дела религиозно-нравственного воспитания воинских чинов» предполагалось необходимым, чтобы и «каждая Армия имела своего священника». Тем самым иерархия военного духовенства приобретала завершенный вид, объединяя все структуры епархиального управления армии и флота («необходимо объединение духовенства не только в пределах дивизии, но и всего Корпуса или всей Армии, в порядке внутреннего управления»). И все же протоиереем Георгием Спасским на докладе была наложена следующая резолюция: «Учреждение должностей Священников Армии нахожу сейчас несвоевременным. В остальном согласен»
[703].
Что касается корпусных благочинных, то в делопроизводстве Управления сохранилась «Инструкция», в соответствии с которой данные должности определялись как: «Ближайшие помощники управляющего военным и морским духовенством», обязанные «исполнять все законные распоряжения по сношению с духовенством корпусов, наблюдению и руководству деятельностью госпитального и запасных частей духовенства». Помимо строевых частей армейских корпусов благочинный считался также наставником «всех неприданных к дивизиям и полевых запасных госпиталей и лазаретов Общества Красного Креста и Белого Креста и Союза Земских Городов, а также эвакопунктов, расположенных в районе того корпуса, при котором благочинный состоит».
Благочинному следовало «наблюдать, чтобы священниками: возможно чаще совершались богослужения; посещались раненые; напутствовались умирающие; хоронились с подобающей честью умершие… чтобы ни один госпиталь и лазарет и ни одна воинская часть Корпуса не оставалась без пастырской помощи». «Корпусные благочинные наблюдают за тем, чтобы духовенство частей армии находилось возможно ближе к воинским частям, при Штабах полков или при перевязочных пунктах, но отнюдь не в глубоком тылу – в обозах 2-го разряда»
[704].
Так проходила церковная жизнь на территориях белых правительств в 1918–1920 гг. В условиях гражданской войны, казалось, должна была остановиться церковная жизнь, ненужной становилась проповедь любви и милосердия. Но и в это трагическое для нашего Отечества время Русская Православная Церковь не осталась в стороне от происходящего. Более того, в это время гораздо острее, напряженнее стала чувствоваться необходимость пастырского наставления, нравственной помощи русским людям. Как писал выдающийся церковный мыслитель и проповедник Святитель Феофан Затворник Вышинский еще в середине XIX столетия: «Сколько знамений показал Господь над Россией, избавляя ее от врагов сильнейших и покоряя ей народы! Сколько даровал ей постоянных сокровищниц, источающих непрестанные знамения, – в святых мощах и чудотворных иконах, рассеянных по всей России! И, однако, во дни наши россияне начинают уклоняться от веры: одна часть совсем и всесторонне впадает в неверие, другая отпадает в протестантство, третья тайком сплетает свои верования, в которых думает совместить и спиритизм и теологические бредни с Божественным Откровением. Зло растет, зловерие и неверие поднимают голову, вера и Православие слабеют. Неужели же мы не образумимся? … И будет, наконец, то же у нас, что, например, у французов и других… А если это будет, что, думаете, будет нам за то в день судный после таких Божиих к нам милостей? Господи! Спаси и помилуй Русь Православную от праведного Твоего и надлежащего прещения!»
Такими словами Святитель Феофан наставлял паству в Вере и уповании на Милосердие Господнее, напоминая и об опасности уклонения в еретические соблазны, распространившиеся на Руси на рубеже XIX – ХX столетий. «Зловерие и неверие», увы, оказались достаточно сильны для того, чтобы питать революционные смуты 1905 и 1917 годов.
Но и в Смутные времена продолжался тернистый путь к Божественной Правде. В Белом движении проявился не только военно-политический, но и духовный смысл противостояния с «большевизмом». Достаточно полно это отразилось в многочисленных воззваниях, проповедях, посланиях, с которыми обращались в то время к своей пастве пастыри и архипастыри Русской Православной Церкви. Среди них особое внимание следует обратить на проповеди, посвященные не только обоснованию «борьбы с большевизмом», но и призывавшие к милосердию и покаянию. На смену революционному атеизму и радикальным социалистическим учениям первых периодов истории Белого дела приходило стремление усилить участие Церкви в жизни общества.
Опыт участия Церкви в государственных, административных (в частности, на уровне осуществления регистрационных обязанностей) делах существовал благодаря «синодальному периоду» XVIII–XIX вв., во время которого Православная иерархия считалась неотъемлемой частью аппарата управления. В политико-правовой программе Белого движения наиболее важным признавалось уже осуществление не административно-управленческих функций, а возрождение духовной жизни, нравственного возрождения.
В области реформ в политико-правовой организации показателен опыт осуществления Приходского устава, выработанного Всероссийским Поместным Собором, на территориях белых правительств. Приходы должны были выполнять весьма широкий круг обязанностей. Не ограничиваясь просветительными, благотворительными, регистрационными функциями, а также задачами развития местной экономической жизни (через создание приходских кооперативов), они могли стать реальными структурами местного самоуправления. Церковно-приходская организация вполне могла стать основой новой Русской государственности, в том ее виде, как это представлялось в политических проектах Белого движения.
Тенденция развития взаимоотношений Церкви и государственной власти была таковой, что Церковь могла стать надежным союзником, сотрудником военно-политических структур Белого движения. Однако сотрудничество омрачалось нередко недостаточным пониманием существа религиозной жизни со стороны представителей белой власти. В этом отношении показательны документальные свидетельства епископа Вениамина, отраженные им в докладной записке на имя председателя Правительства Юга России А. В. Кривошеина. Составленная на основании впечатлений от поездки по уездам Северной Таврии летом 1920 г., записка отмечала факты нарушения законности белыми офицерами и солдатами, недостаточного внимания к нуждам населения, реквизиции и мобилизации, проводившиеся в отношении к таврическому крестьянству.
