На заседании 26 ноября с докладом выступил архиепископ Анастасий, отметивший, что долг Собрания – «сказать сильнее то, чего не мог сказать Святейший Патриарх Тихон в своем положении». Речь шла об отношении к начавшемуся в России голоду и связанной с ним политикой «изъятия церковных ценностей».
Архиепископ отметил, что голод вызван действиями самой советской власти: «Бедствия, переживаемые русским народом, есть результат дикого, развратного, кровавого режима палачей России». Архиепископ Анастасий настаивал на обязательном возношении во всех зарубежных приходах молитв о «всех погибших за Веру, Царя и Отечество, начиная с Царя-Мученика Николая II, замученных святителей».
На этом же Собрании была утверждена резолюция Отдела о Высшем Русском Церковном Управлении за границей, установившая его структуру и полномочия. Со ссылкой на Постановления Всероссийского Собора от 7 декабря 1917 г. было решено, что «управление делами Русской Православной Церкви за границей принадлежит Наместнику Святейшего Патриарха Всероссийского совместно с Русским Заграничным Синодом и Церковным Советом». Наместник «назначается Святейшим Патриархом Всероссийским», а Заграничный Синод и Совет (в составе Наместника-председателя и пяти членов (иерарх из состава Заграничного Синода, два клирика и два мирянина) подчиняются «Святейшему Патриарху Всероссийскому и заграничным поместным церковным съездам и соборам». Тем самым подтверждалась провозглашенная еще Ставропольским Собором каноническая подчиненность Святейшему Патриарху Тихону, хотя добавлялась также подчиненность «заграничным церковным съездам и соборам».
Состав Русского Заграничного Синода должен был утверждаться Святейшим Патриархом Тихоном. Русские епископы, приезжающие в «место заседаний Заграничного Русского Синода», могли участвовать в его заседаниях с правом решающего голоса.
В организационном отношении Карловацкое Собрание приняло постановление о введении должности «особых военно-окружных священников, непосредственно подчиненных Епископу армии, в каждой стране расселения армии – в Сербии, Болгарии, Турции, Греции, Тунисе (Бизерте)». Для отдельных воинских частей вводились должности «разъездных священников» (1 священник на 2 тысячи человек).
На собрании 28 ноября сенатором Ненарокомовым был прочитан доклад о значении приходской работы. Ее основой должны были стать Определения Всероссийского Поместного Собора, Приходской устав. По оценке Ненарокомова, «защита и укрепление христианских начал должны идти во всей природной толще и являться не только обязанностью Епископата и клира, но и самих мирян». «Приход должен быть совершенно самостоятельной церковной единицей, не имеющим партийного флага. Задача прихода – единение религиозных и нравственных сил». Примечательно, что в отношении политических позиций доклад Ненарокомова достаточно четко отмечал: «Отношение к государственной власти и ее формам определяется отношением последней к христианству и Православию в частности». Обязанности прихода к беженцам определялись так: «Моральное и материальное объединение, взаимопомощь, самодеятельность, охрана детей, подготовка к возвращению в Россию». Формами приходской работы признавались «богослужение, просвещение, благотворительность и взаимопомощь».
В последние дни работа Собрания стала сосредоточиваться на еще более актуальных идеологических и политических вопросах. 29 ноября в докладе Миссионерского отдела говорилось об «ограждении русских людей от тлетворного влияния сектантских, инославных, антихристианских и богоборных течений общественной мысли, распространяемых печатно и при посредстве масонских организаций… Противохристианские участия проводятся в жизнь не только идейно и в печати, но и под флагом благотворительных, явно масонских учреждений, каковы Христианский Союз Молодежи, общество «Маяк». Не меньшую опасность представляет и пропаганда воинствующего католицизма, которая ведется планомерно и разносторонне, главным образом, среди влиятельных русских кругов и малолетних детей беженцев».
Заседание 17 ноября стало решающим в определении идеологических позиций Собрания. Архиепископ Анастасий огласил проект обращения к «чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим». Архиепископ поставил «вопрос о восстановлении монархии в России», заявив, что «именно восстановление Царской власти в России явится лучшим и самым действенным фактором духовного возрождения последней». Общественные настроения и мнения, как полагал архиепископ Анастасий, не должны влиять на позицию Собрания, ведь из «учения самого Небесного Пастыреначальника Христа» известно, что «пастырь идет впереди своего стада, и овцы по нем идут, а не наоборот». Архиепископ Анастасий выделил важную основу, на которой возможно было бы восстановление монархической идеологии: «Указание если не на лицо будущего Царя, то, по крайней мере, династию, из которой он должен выйти… Такая династия может быть только одна – Дом Романовых, который один обеспечивает законный наследственный переход верховной власти от прежнего Государя к будущему»; авторитет Церкви, гарантирующий восстановление монархии, должен служить делу воссоздания Национальной государственности.
Еще определеннее в отношении монархической идеологии высказался Н. Е. Марков: «Монархическое движение в России растет. Это подтверждается теми многочисленными письмами, которые получаются из России… Нам точно неизвестно, жив ли Великий Князь Михаил Александрович, жив ли Наследник Цесаревич Алексей Николаевич. А ведь Наследнику мы приносили присягу в Храме… Снял ли кто-нибудь эту присягу? Дом Романовых царствует, и мы должны его отстаивать».
С несколько иных позиций выступил епископ Вениамин. Соглашаясь с оценками архиепископа Анастасия, он подтвердил важность провозглашенного принципа «непредрешения», предостерегая участников Собрания от поспешных решений и вмешательства в политику (как об этом предупреждал Святейший Патриарх Тихон): «Большинство полагает, что стоит на церковной почве, но несомненно, что точка зрения большинства – политическая. Церковь должна быть сугубо осторожной». «Необходимо, чтобы народ пожелал иметь царя, и потому высказываться сейчас за определенную династию значит предвосхищать волю народа. Воля же народа должна быть на первом месте… До сих пор думали, что строить государство можно только политически… но Святейший Патриарх сказал епископам, чтобы они были вне политики и стояли на духовной почве… Мы хотим защитить церковность нашего собрания, ибо Церковь не может быть орудием политики». Два основополагающих принципа восстановления легитимизма выделил архиепископ Евлогий: «о монархии» и «о династии». Если признание монархии, как формы правления, не встречало возражений, то решение династического вопроса («персонального возглавления») архиепископ Евлогий считал преждевременным: «Идея династии, конечно, никакого церковного характера не имеет и, как таковая, не подлежит обсуждению церковного Собрания, низводя его на степень обыкновенных политических собраний».
Итог обсуждения подвел митрополит Антоний, указавший на политико-правовые аспекты монархического принципа, необходимого для поддержки идеи преемственности: «Вопрос о династии не политический, а чисто церковный, ибо отвергать этот вопрос – значит отвергать существующие, никем не отмененные, Основные законы, соглашаться с т. н. завоеваниями революции, т. е. одобрить низвержение Государя и Царствующей Династии, уничтожение русского народа и вместе с тем подвергать народ русский кровопролитию и ужасам бонапартизма и самозванщины». Еще более определенно глава Церковного Управления высказался по вопросу о восстановлении монархии в статье «Церковность или политика?», опубликованной 29 января 1922 г. в газете «Новое время» (№ 229). По убеждению владыки, провозглашение монархического принципа «не есть политика, а исполнение пастырского долга, служение Святой Церкви и вере». Поэтому «православный русский народ и все разумные люди в России должны торжественно отречься от приобретенных ими «завоеваний» февральской революции, а это возможно выразить только через признание преступности низвержения Царствующей Династии и чрез призыв ее вновь занять Царский Престол. Это необходимо не только как единственное средство для спасения России как государства, но в той же мере – для снятия с себя преступного уклонения от Божией правды и восстановления такого строя, при котором Церковь не будет в прямом гонении от государства… Призывая помощь Божию на восстановление в России законной, Романовской монархии, Карловацкий Собор только исполнил пастырский долг». Таким образом, монархическая идеология, монархическая власть признавались митрополитом Антонием как имеющие особое каноническое признание, а задачей Белого движения должна была стать борьба за восстановление монархии в России.
