2 февраля 1918 г. в Успенском кафедральном соборе г. Омска с проповедью о гонениях на Православие выступил протоиерей Александр Соловьев. 4 февраля состоялся крестный ход во главе с преосвященным Сильвестром – епископом Омским. В нем участвовали все городские приходы. Духовенство поддержали члены «Союза православных христиан», выпустившие воззвание «К казакам и солдатам»: «Братья казаки, братья солдаты! Слыхали ли Вы, что Омский Совет Народных Комиссаров решил, согласно декрета из Петрограда, изданного под председательством Иоселя Абрамовича Троцкого – Бронштейна, отобрать Омский кафедральный собор и ваш Омский Никольский казачий собор? Неужели вы отдадите, чтобы они там устроили больницу, а может быть, кинематограф с развратными картинками. В городе много ресторанов, клубов, трактиров, где пьянство, картежная игра, разврат. Если закроют часть этих заведений, то помещения можно получить больше, чем при помощи уничтожения святых Божьих церквей. Не весь православный русский народ, а несколько комиссаров решили уничтожить православные церкви, построенные на трудовые народные деньги, и своим декретом оскорбили веру стомиллионного православного русского народа».
Грандиозный крестный ход завершился молебном, на котором епископ призывал хранить веру православную и защищать от разорения храмы. В ночь с 5 на 6 февраля отряд красногвардейцев арестовал епископа, а его эконом И. Цикура был убит (впоследствии прославлен в лике новомучеников). В ответ в Омске началась всеобщая забастовка, а по набату храмовой колокольни сотни прихожан собрались на центральных площадях города, требуя освобождения владыки Сильвестра. Начались вооруженные столкновения с казаками и офицерами. В результате власти, опасаясь всеобщего восстания, освободили архиепископа, но возбудили против него расследование по обвинению в «контрреволюции». Несмотря на это, как известно, преосвященный Сильвестр не прерывал контакты с офицерскими и казачьими подпольными организациями и позднее стал председателем Высшего Временного Церковного Управления в Омске, духовником Верховного Правителя А. В. Колчака. А Святейший Патриарх Тихон Постановлением от 12 апреля 1918 г. возвел епископа Сильвестра в сан архиепископа.
21 июля 1918 г. в г. Шенкурске началось восстание против советской власти во главе с братьями Ракитиными. Но еще на первой неделе Великого Поста, в неделю Торжества Православия в Шенкурске состоялся многолюдный крестный ход. Вот лишь небольшие выдержки из произнесенных проповедей: «Дадим отпор врагам Христа, открыто, безбоязненно, властно заявим свою веру. Пусть враги Христа не касаются святая святых верующего русского народа». «Оставим свое равнодушие, когда глумятся над святыней, когда хотят в корне подорвать религию, вырвать Закон Божий из школы, чтобы и подрастающее поколение оставить с пустотою души и тем легче распространять среди народа безверие». «Нынешняя распущенность и упадок нравственности народа ведет к погибели Русского Государства: как от упадка нравов в древности пали славный Рим и Византия, так от того же и ныне падает наша Держава. Не допустим до этого, не будем поддаваться лживым руководителям, не любящим своей Родины».
Настоятель храма в честь Святителя Николая Чудотворца «произнес речь о ревности, по примеру Св. Николая, защищавшего Христа – Бога от еретика Ария, к защите церкви православной от современных безбожников». Примечательно, что руководитель восстания Н. Ракитин был бывшим учителем, а созданный в Шенкурске «Союз духовенства и мирян» категорически высказался за продолжение преподавания Закона Божия в школе, вопреки декрету Совнаркома
[713].
Вышеприведенные факты, конечно, не свидетельствуют о том, что настоятели и монахи, служители приходских и кладбищенских храмов были причастны к планам антибольшевистского подполья. По существу речь могла идти лишь о моральной поддержке, о даче благословения участникам будущих восстаний (в советской же историографии утверждалось, что Церковь напрямую участвовала в вооруженном сопротивлении). Важно учитывать другое. В то время именно в православном храме изгнанный из армии офицер, ограбленный крестьянин, обманутый рабочий могли найти поддержку и утешение, а одурманенные, ослепленные «классовой ненавистью» комиссары встречали стойкое духовное сопротивление, ощущавшееся ими, возможно, более чем сопротивление вооруженное.
Во многих случаях приходские священники знали восставших как своих ревностных прихожан, и отказать им в благословении было для них непосильно. Невозможно было, очевидно, и отказать в убежище тем, кто, страдая от полученных во время боев ранений, просил о помощи. Собиравшиеся по звону набата на защиту храмовых святынь прихожане также не могли оставаться бесстрастными наблюдателями, быть в стороне от своего «батюшки». Все это, с точки зрения «советского права», могло подходить под категорию «контрреволюционных преступлений» и «выступлений», но это говорило лишь о том, что нормы «революционного правосознания» ничего общего не имели с нормами заповедей Вышнего… Правда, нельзя забывать и о случаях, когда бывшие прихожане оказывали поддержку прибывшим красногвардейским отрядам и принимали участие в разграблениях храмов и монастырей.
Показательными стали слова, сказанные Святейшим Патриархом на заупокойной литургии в поминание «новых священномучеников» в храме Московской Духовной семинарии перед членами Поместного Собора 31 марта 1918 г. Снова, говоря об отношении Церкви к «безбожной власти», он недвусмысленно заявил сомневающимся и колеблющимся: «Не вопиет ли эта кровь убиенных и эти рыдания оставшихся сирот к небу и не обращаются ли к нам, еще живым, с укором: зачем вы не употребите всех сил, почему вы не испробуете всех средств, чтобы предотвратить впредь эти невинные жертвы, чтобы не дать литься этим горьким слезам и раздаваться этим рыданиям, которые будут услышаны на всю Русь Православную?»
О тех, которые «не ведают бо, что творят», по словам Святейшего Патриарха, необходимы были молитвы, «просьбы отпущения» и «предания их суду Божию». Но, вопрошал Патриарх, «ведь есть и такие среди современных гонителей, которые не только отлично знают, что они делают, но руководят другими в этом злом деле. Что же предпринять по отношению к ним? Предоставить им проливать кровь, а самим созерцать, как это делается, молиться об убитых, плакать вместе с осиротевшими семьями и больше ничего?» И вот ответ Патриарха Тихона на этот вопрос. «Нет, отцы и братие! Если мы обратимся за наставлением к первым временам христианства, к эпохе первых мучеников и припомним, что тогда делали на защиту гонимой Церкви, то прежде всего пред нами выступает целая защитительная, по отношению к гонимой Церкви, литература, так называемая апологетическая. В ней целый ряд апологий – защит, которые нарочито писались и подавались на суды, на коих обвинялись христиане, и вручались в руки самим гонителям. Защитники христиан (как Тертуллиан) и сами гонимые (как священномученник Игнатий Богоносец) обращались к гонителям не только со словом защиты, но и с словом горькой для гонителей правды, с словом обличения к высшим властям. А верующие христиане окружали гонимых своею любовию и сочувствием, громко свидетельствуя о своем с ними духовном единении, иногда выражали готовность разделить участь страдальцев… Найдем и мы мудрость и мужество противостоять гонителям, ибо с нами и за нас будет Истина всепобеждающая»
[714].
