Надуманность подобных тезисов очевидна. Во-первых, как известно, Николай Александрович Романов и все старшие представители Дома Романовых добровольно отреклись от Престола до решений Земского Собора или Национального Собрания. Таким образом, речь могла идти только о защите личных, а не государственных или служебных прав Царской Семьи. Во-вторых, обличение Святейшим Патриархом революционных властей, молитвенное поминание невинно убиенных Страстотерпцев, были весьма смелыми, во многом рискованными актами в условиях фактически начавшегося «красного террора». Действия Святейшего Патриарха – это осуждение акта убийства, возведения классового террора в основание закона, попрания Законов Божиих и элементарных норм права, а отнюдь не призыв к возрождению самодержавной монархии любой ценой.
Обличение политики собственно советской власти содержалось в Послании Совету Народных Комиссаров, написанном в первую годовщину прихода большевиков к власти. Последовательное обличение политического курса подводило итог прежним посланиям Святейшего Патриарха.
Патриарх открыто объявил приход большевиков к власти «захватом» и ясно противопоставлял само название новой власти – власти т. н. «народных» комиссаров тем подлинно народным чаяниям, надеждам, которые были вероломно нарушены: «Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания дали вы ему и как исполнили эти обещания?»
В длинном перечне деяний этих «народных» комиссаров на первом месте – предательский Брестский мир. Снова, как и в мартовском Послании, Святейший Патриарх обличал: «Вы отняли у воинов все, за что они прежде доблестно сражались. Вы научили их, недавно еще храбрых и непобедимых, оставить защиту Родины, бежать с полей сражения. Вы угасили в сердцах воодушевляющее их сознание, что «больше сея любви никто же имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15, 13). Отечество вы подменили бездушным интернационалом… Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду».
Другое злодеяние «народной» власти – полное пренебрежение к праву, поощрение «всяческого беззакония». «Никто не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью, часто безо всякого следствия и суда… казнят… «заложников»… казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем невинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной «контрреволюционности». «Бесчеловечная казнь отягчается для православных лишением последнего предсмертного утешения – напутствия Св. Таинами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения».
Деятели Совнаркома не только «обагрили руки русского народа его братскою кровью», но и «соблазнили темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы», «отуманили его совесть, заглушили в нем сознание греха». Народ перестал понимать грань между разрешенным и запрещенным. Начался «самый открытый и беззастенчивый грабеж». «Но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния – убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к Небу об отмщении грехами и преступлениями».
Что же еще обещали и в чем обманули народ «народные комиссары»?
Гражданские свободы? Патриарх Тихон называет свободу «великим благом», но лишь тогда, когда «она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие». Но вместо этого «все проявления как истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами беспощадно». Нет «свободы слова и печати», «свободы церковной проповеди», попрана «свобода» распоряжения своим собственным имуществом. Но гораздо страшнее намеренное «нарушение свободы в делах веры». Здесь и пресловутый декрет об отделении школы от государства, «разрушение церковной общины – прихода» и разорение «сотен монастырей и домовых церквей.
Своим обращением Святейший Патриарх возрождал древнюю традицию «печалования» перед властью. Согласно определению Священного Синода Патриарх «имеет долг печалования перед государственной властью» (Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России», ст. 2 е.). Но звучало это «печалование» не в просительной, а в требовательной, обличающей форме: «К вам, употребляющим власть на преследование ближних, истребление невинных, простираем Мы ныне слова увещания: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Лук. XI, 51) и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф. XXVI, 52.)».
Это окончание Послания «народным комиссарам», определившее отношение к советской власти, как к власти, которая «от меча погибнет», может считаться и первым, хотя и косвенным предположением признания Святейшим Патриархом Белого движения: «Всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась «Божиим слугой» на благо подчиненных и была «страшная не для добрых дел, а для злых» (Рим. XIII, 34). Возможно, что именно такой «властью» и могла стать власть, возглавляемая Верховным Правителем России и Российским правительством.
Для того чтобы стала понятной отчужденность Русского Православия от политики большевистского руководства, важно помнить те принципы, на которых должны были строиться отношения между государственной властью и Церковью согласно принятым «Определениям Священного Собора о правовом положении Православной Российской Церкви». Насколько соответствовало этим принципам российское Белое движение уже отмечалось выше, но настолько же и не соответствовала этим принципам политика советской власти.
«Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирается со Мною, тот расточает» (Мф. XII, 30). В 1917 г. слова Господа Иисуса Христа были кощунственно переделаны в революционный лозунг «Кто не с нами, тот против нас». Но нужно помнить, что представители власти, сознательно противопоставляющие себя Церкви Христовой, стремящиеся заменить Ее собой, требующие слепого повиновения и поклонения себе и своим присным, иначе как богоотступниками, врагами Церкви не могут быть названы.
Намеченные Поместным Собором глубокие преобразования получали поддержку Святейшего Патриарха. Интересны его оценки перспектив приходской деятельности. На встрече с членами правления Петроградского Братства приходских советов (1 (14) июня 1918 г.) Патриарх отметил весьма важный для условий «русской смуты», эпохи террора и гонений момент: «Я слышал сейчас, что Братство объединяет людей, готовых на подвиги исповедничества, мученичества, готовых на смерть. Русский человек вообще умеет умирать, а жить и действовать он не умеет. Задачи Братства не в том только, чтобы воодушевлять на мучения и смерть, но и наставлять, как надо жить, указывать, чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла. Наше упование – это жизнь, а не смерть и могила». Патриарх поддерживал «дело объединения приходских советов», так как «мирской элемент, правильно направляемый», представляет значительную «силу и мощь в церковном делании»; высказал надежду, что создание приходских советов «рано или поздно будет везде, что в конце концов в каждой епархии будут такие Братства, объединяющие приходские общины».
