Несмотря на это русские правые не отказывались от участия в белой борьбе в этом регионе. Особое значение приобретала издательская деятельность Отдела агитации и пропаганды, где позиции правых были особенно сильны. Н. Е. Марков 2-й работал под псевдонимом Л. Н. Чернякова – «обер-офицера для поручений при Военно-гражданском управлении Северо-Западной армии». С июля 1919 г. он издавал в Ямбурге газету «Белый Крест» (ее редактором был бывший член IV Государственной Думы, член Совета Курского губернского отдела Союза русского народа В. В. Лукин), писал листовки, а также проводил работу по формированию структур «Братства Белого Креста Великой Единой России». Бывший донской атаман П. Н. Краснов, совместно с А. И. Куприным, редактировал популярную на Северо-Западе газету «Приневский Край»
[783].
В 1921 г. в западных районах Украины и Белоруссии не только отмечались факты роста повстанческого антибольшевистского движения, но и весьма оптимистично фиксировалась тенденция роста религиозных и монархических симпатий среди крестьянства, даже несмотря на «объявление НЭПа». Согласно донесениям сотрудников штаба бывшей 3-й Русской армии «одно из проявлений антибольшевизма вылилось в религиозном подъеме, который начался стихийно… на почве религиозности стало постепенно развиваться и национальное самосознание… Там, где замечается религиозный и национальный подъем, неукоснительно будет и монархический… Настроение крестьянства и рабочих безусловно монархическое»…
Таким образом, в эволюции монархической идеологии и организационных структур в период революции и гражданской войны представляется возможным выделить в нем четыре характерных этапа, в общем совпадающие с этапами развития политического курса самого Белого движения, что подтверждает их взаимосвязь и взаимообусловленность. Первым этапом можно считать 1917 год, когда монархические идеи были достаточно слабы, не имели должного авторитета и не считались перспективными для будущей Российской Государственности. Второй этап охватывал 1918 год. В это время монархические идеи были в значительной степени ориентированы на сотрудничество с военными и политическими кругами Германии, от которых ожидали поддержки в «борьбе с большевизмом» и в возрождении монархии. Германофильство становилось синонимом монархизма. Однако неудачные попытки освобождения Царской Семьи и поражение Германии в Первой мировой войне остановили надежды русских монархистов на возможную поддержку своих действий со стороны недавнего противника России.
Третий этап охватывает 1919 год. Теперь монархические идеи стали ориентироваться на английскую модель правления, но с заметными элементами национальных особенностей. «Энглизированный» монарх становится символом высшей государственной власти, но его реальная власть не ограничивается одним лишь исполнением почетных символических обязанностей. Он гарантирует соблюдение основных, конституционных законов Российской Империи, обеспечивает правопреемственность и контролирует основные направления внутренней и внешней политики. В своем правлении он должен опираться на волю Всероссийского представительного органа. Государственное устройство предполагается как сочетание имперских основ с широким «самоуправлением окраин». В 1919 г. Белое дело очень близко подходит к официальному провозглашению монархических принципов политического курса, однако «непредрешение» все же остается фундаментальным элементом программы. Путь к монархии предполагается через диктатуру, опыт английской истории показывает, что после окончания революции и гражданской войны возможен возврат к монархической форме правления, который обеспечит армия (Колчак – генерал Монк). Что касается монархических структур, то они вполне вписываются в общий спектр политических организаций: в 1919 г., наряду со сложившимися блоками и союзами либерального, консервативного направлений, легально действуют Союз РНО и НГП Пуришкевича, правда, они являются пока лишь элементами антибольшевистского фронта общественно-политических сил и не играют ведущей роли. В 1919 г. идеи возрождения монархии уже не чужды кадетам, политикам из Всероссийского Национального Центра, тогда как еще в 1917 г. многие из них считали историю царской власти в России безвозвратно ушедшей.
Четвертый, последний этап эволюции постреволюционной монархической идеологии – конец 1919–1922 гг. Теперь в идеале – новая монархическая власть должна вернуться к традиционным русским формам государственности. Как уже отмечалось, первые в этом направлении проекты были озвучены еще в предыдущий период (Суворин, протоиерей Владимир Востоков). Но в планах 1919 г. династическая, самодержавная монархия по существу заменялась моделью сильной единоличной власти, опирающейся на представительное Собрание. Напомним, что в т. н. «Конституции» профессора Крамаржа, разработанной осенью 1919 г. (ее анализ проводился во второй книге монографии), Император мог быть избран населением. А в 1920–1921 гг. принцип приоритета сильной единоличной (исполнительной или военной) власти постепенно стал уступать место принципу восстановления монархии, как оптимальной единоличной власти, обладающей необходимой легитимностью. В проектах заключительного периода все отчетливее проявлялась тенденция к модели земской монархии. Царь и земля, Царь и земство – вот идеал, который противопоставлялся как «старому режиму», при котором отсутствовала «живая связь» Государя с подданными, а доверие общества к власти блокировала бюрократия, так и новомодным республиканским иллюзиям 1917 года. Восстановление монархии произойдет посредством Земского Собрания, Земского Собора, подготовкой к которому может стать и реализация земской реформы (например, в Крыму в 1920 г.) и проведение целенаправленной избирательной кампании.
Именно такая форма восстановления монархии была провозглашена в белом Приморье генералом Дитерихсом, тогда как, например, в Забайкалье, в Монголии барон Унгерн полагал возможным возвращение на Престол Великого Князя Михаила Александровича. В это же время в Рейхенгалле имело место обращение к традициям легитимизма, принципиально не требовавшим земского утверждения при восстановлении династии Романовых, а лишь учитывающим степень родственного старшинства при занятии Престола. Позднее, в 1930-е гг., идея монархического строя станет выражаться в лозунге «Царь и советы», примечательном с точки зрения идеологии т. н. народной монархии. В заключительный период 1920–1922 гг. монархические структуры становятся важной частью общественно-политической основы Белого движения и окончательно формируют основу его политического курса.
Очевидно, что монархические структуры не могли стать такой основой прежде, в 1918–1919 гг., но причина этого заключается отнюдь не в отсутствии поддержки таковых структур со стороны белой власти, не в отрицательном отношении к монархическим взглядам белых лидеров, а в слабости самих монархических структур и союзов. Слабость организационных структур, переживавших тяжелые последствия запретов и гонений 1917 года, нежелание или недостаточный опыт создания политических коалиций, слабость низовых партийно-политических ячеек, отсутствие стремления к расширению своего влияния – все это негативно сказывалось на положении монархистов. Белая власть, как, впрочем, и любая другая, стремилась опереться на структуры, способные дать ей необходимую поддержку, обеспечить важную в условиях гражданской войны и революции легитимность режима. Формирование правых и правоцентристских групп, способных стать реальной опорой белой власти, завершилось, по существу, только к исходу белой борьбы в России, хотя и тогда, как будет показано в соответствующих разделах по истории белого Приморья, далеко не все складывалось так, как об этом сообщалось в официальных заявлениях.
