Аполитичность кооперации уже не соответствовала действительности осенью 1919 г. Поэтому вполне объективной представляется оценка роли южнорусской кооперации в «обустройстве тыла», данная Главкомом ВСЮОР во время встречи с кооператорами 23 октября 1919 г.: «Конечно в кооперации есть целый ряд элементов антигосударственного характера, и эти элементы должны быть устранены, но самих кооперативных организаций это не должно касаться. Лишь по отношению к закупочным отделениям северных организаций (т. е. организаций на территории Советской России. – В.Ц.) должен быть поставлен вопрос о существовании их, ибо здесь не исключена возможность работы по указаниям, исходящим из правлений, а последние, находясь в совдепии, работают по директивам советской власти, и личный состав их проверить невозможно, кроме того, при колеблющейся линии фронта невозможно позволить заготовки для севера в местностях, близких к фронту… считать полезным создание особой междуведомственной комиссии, которая совместно с представителями кооперации могла бы рассмотреть всю совокупность возникших в настоящее время вопросов в жизни кооперации, требующих разрешения органов власти»
[893].
По вопросу о репрессиях в отношении отдельных кооперативов и союзов Главком объяснил, что «пока кооперация в целом или отдельные ее деятели являются политически нейтральными, всякого рода репрессии и аресты являются произволом местных властей и не найдут себе оправдания в правительстве. Но, когда деятельность кооперации принимает политическую окраску, притом несогласную с задачами Добровольческой армии, или когда отдельные кооператоры выступают на политическом поприще в направлении противоположном тем же задачам, правительство вправе и обязано бороться с такими выступлениями».
После отступления ВСЮР от Москвы критика внутриполитического курса Особого Совещания со стороны кооперативных кругов заметно усилилась. Главными обвинениями стали теперь – «реакционный курс на возрождение старых порядков», «преследование демократических представителей и организаций», «антисемитизм», политика «помещичьих шарабанов» и восстановления помещичьей собственности. Журналы «Юго-восточный Хозяин» и, особенно, «Кубанский кооператор» стали активно отстаивать позиции «кубанской самостийности», образования в виде «Юго-восточного Союза» нового государственного объединения казачьих областей Дона, Кубани, Терека, а также Ставрополья и Черноморья, построенного на началах широкой автономии (как противовес «Единой, Неделимой России, пропагандируемой деникинским правительством) и демократической внутренней политики»
[894]. Это течение возглавил представитель кооперативных кругов Кубани, депутат Краевой Рады И. П. Тимошенко
[895]. В этом «походе на власть» слева кубанские самостийники имели поддержку со стороны украинских кооператоров, которые, несмотря на заверения в «лояльности» к Добровольческой армии, продолжали поддерживать связи не только с деятелями Украинской Народной Республики, но и с более влиятельными сферами.
В секретной сводке Отдела пропаганды № 188 (от 13 июля 1919 г.) приводился доклад председателя партии «Поалей-Цион» Л. Раппопорта. В нем в частности отмечалось, что «Украина должна органически войти в орбиту нашего экономического строительства». С этой целью предполагалось «синдицирование мелкой торговли через создание кооперативных синдикатов мелких торговцев». Преодоление «оппозиционных конвульсий радикально-украинских кооперативных организаций (Украинбанка, Союзбанка, Днепросоюза и др.) не «составило особого труда для нас». С этой «вялой и пассивной оппозицией» легко справились комитеты служащих, избранные под нашим ближайшим влиянием, хотя и невидимым для тех, кто не знает и знать не должен наших основных задач и целей. Так, назначение т. Маргулиеса Главным Комиссаром Украинского Банка (основного банка, финансировавшего кооперацию Украины. – В.Ц.) было встречено служащими с полным удовлетворением. В докладе Л. Раппопорта говорилось и о проведении синдицирования мелкой торговли путем организации кооперативов
[896]. Особенно устойчивыми позиции «еврейского капитала» признавались в сахарной промышленности, синдицированной через посредство «Центросахара», где членами Совета были тт. Якобсон, Барац, Койс, Гаммерман и Блимме
[897]. В качестве главных кооперативов, контролируемых «Поалей-Цион», указывалось на потребительские и закупочные кооперативы «Жизнь», «Труженик», «Протофис»
[898].
Далее в докладе отмечалось, что «украинская интеллигенция нами окончательно терроризирована при помощи русских националистов (!), чтобы не могла помешать нам в неуклонном проведении наших планов». Возможно, что знакомство с этой и другими аналогичными сводками дало повод Деникину заявить о нежелательности активизации именно политической деятельности южнорусских кооперативных союзов. Примечательно, что правый «Союз русских национальных общин» (близкий по позиции к Всероссийскому Союзу земельных собственников) провозглашал в числе прочих лозунгов «национальную, свободную от инородческого капитала и участия кооперацию», выступая с планами «покрытия всей южной России, Сибири и Европы русскими национальными общинами», «взяв за образец организации Всемирный Еврейский Кагал»
[899].
Что же касается неоднократно упоминаемой в официальных сообщениях деникинского правительства связи южнорусских кооператоров с советскими центрами, то таковая действительно существовала, хотя, безусловно, в меньшей степени, чем это представлялось Главкому и Особому Совещанию. Помимо «Центросоюза» крупные филиалы в южнорусских городах и селах имел образованный 18 декабря 1918 г. (по инициативе профессора А. В. Чаянова и активном участии МНБ) «Сельскосоюз» (Всероссийский Закупочный Союз сельскохозяйственной кооперации). Еще до занятия Добровольческой армией городов Харькова, Одессы, Екатеринослава в них были созданы и работали отделы «Союза», а с октября 1919 г. приступило к работе Ростовское отделение. Одним из первых его действий стала закупка у Ставропольских кооперативов 15 тыс. пудов шерсти для продажи за границу для получения валютной выручки «с целью закупки средств сельскохозяйственного производства по заказам местных союзов». Подобное распространение влияния «Сельскосоюза» было возможно, так как согласно п. 9 его Устава членами «Союза» могли стать любые «областные и краевые кооперативные объединения, занимающиеся переработкой и сбытом продуктов сельского хозяйства… а также и вообще операциями по оказанию содействия сельскому хозяйству».
Это положение Устава позволяло включать в орбиту крупнейшей кооперативной организации России местную сельскохозяйственную кооперацию, проводить ее синдицирование, что вызывало беспокойство и настороженность руководства ВСЮР, видевшего угрозу сотрудничества «Сельскосоюза» с кооперативными центрами Советской России.
