Интересную характеристику отношений внутри армии давал один из участников Великого Сибирского Ледяного похода С. Марков. По его оценке, после отъезда на белый Юг генерала Войцеховского и вступления в должность командарма генерала Лохвицкого «сразу создалось разделение армии на «каппелевцев» и «семеновцев», отношения между которыми стали холодными, а иногда даже враждебными. Причиной такого антагонизма было не только вынужденное подчинение атаману Семенову, но еще и расхождение во взглядах на политическую платформу нашей борьбы с большевиками. Мы продолжали борьбу, мысля, что будущее России и, в частности, вопрос правления решит сам русский народ, то есть стояли на политической платформе всего Белого движения. Семеновцы же стояли за монархию и считали бунтарями всех не согласных с ними. Начало этому антагонизму положили не мы, а семеновцы, и если не было открытой между ними вражды, то только потому, что нас объединяла борьба с общим врагом… Население Забайкалья в то время насчитывало около 250 тысяч человек, из которых даже Забайкальское казачество не полностью поддерживало своего же атамана Семенова: половина войска держала «нейтралитет», а четверть стояла открыто за красных. Местные старожилы, так же как и буряты, были тоже нейтральны, а новые переселенцы, рабочие и крестьяне, и ссыльно-поселенцы поддерживали партизан. Таким образом, мы имели в Забайкалье лишь незначительное количество сторонников нашей борьбы с большевиками»
[960].
Нельзя сказать, что атаман не рассматривал заслуг «каппелевцев» в военно-политическом отношении как «носителей общегосударственной идеи». Семенов полагал возможным использовать опыт генералитета бывшего Восточного фронта, привлечь его к сотрудничеству, командующий Дальневосточной армией (представитель «каппелевцев») становился одновременно начальником штаба Главнокомандующего. Семеновым также формировалось Военное Совещание во главе с бывшим Главнокомандующим Восточным фронтом генерал-лейтенантом М. К. Дитерихсом, в компетенции которого находилось «разрешение всех вопросов армейского хозяйства и жизни», а также «контроль над расходованием золотого запаса». Были разработаны «определенная схема военного аппарата со всеми его частями и начала сокращения различных ненужных учреждений», а также «меры обеспечения пайками военнослужащих», «пенсионный Устав». Постановления Военного Совещания утверждались Семеновым. Однако подобная система все же не была совершенной.
Конфликтные ситуации сохранялись, и сложившаяся в Забайкалье в 1918–1919 гг. система власти оставалась неустойчивой. По свидетельству генерал-майора П. П. Петрова, «атаман… не всегда выдерживал, а потом и вовсе перестал считаться с постановлениями Совещания». Предполагалось, что в Чите «для управления всеми армейскими вопросами будет один штаб…, но все же оставался как бы другой штаб – помощник атамана по военной части генерал-юрист Афанасьев и, кроме того, начальник личной канцелярии атамана Власьевский. Через этих приближенных атаман развил такую систему назначений, наград и чинопроизводства, что окончательно развратил военнослужащих. Всякий, кто хотел и умел, мог добиться производства за неведомые заслуги… Были такие недоразумения, что давали повод думать, будто атаман не понимает пределов своей власти и не считается с военными узаконениями»
[961].
Действительно, утверждение Семенова в статусе главы Российской Восточной Окраины способствовало не только реорганизации аппарата управления в Забайкалье, но и переменам в наградной системе и чинопроизводстве. Приказами № 73 (от 22 января 1920 г.) и № 180 (от 25 февраля 1920 г.) Семенов (со ссылкой на Указ Верховного Правителя от 4 января 1920 г.) узаконил «все награды и производства офицеров, военных чиновников и врачей, условно (то есть, возможно, и с отступлением от установленных порядков. – В.Ц.) награжденных и произведенных в следующие чины» за период осуществления им всех властных полномочий – от «атамана Особого Маньчжурского отряда» до «Главнокомандующего Войсками Дальнего Востока и Иркутского военного округа». Узаконивались также «все награды и производства по Монголо-Бурятским войскам».
По аналогии со «Знаком отличия 1-го Кубанского похода» (приказом Главнокомандующего войсками Восточного фронта генерал-майора Войцеховского от 11 февраля 1920 г.) была утверждена награда участникам Великого Сибирского Ледяного похода. Однако в отличие от белого Юга, это был не просто «Знак отличия», а «Знак отличия военного ордена «За Великий Сибирский поход». Его получили все участники похода «с берегов Иртыша на Байкал», перешедшие через Байкал и вышедшие в район г. Мысовска. Уже этот факт изменял установившийся с XVII века порядок награждения Георгиевским крестом за отдельные воинские подвиги (хотя в истории Российской Императорской армии были примеры и «коллективных» наград знаками, близкими по статусу Георгиевским крестам). Знак, утвержденный Войцеховским, стал самой массовой наградой среди тех, кто служил ранее в составе частей Восточного фронта, поскольку уже летом 1920 г. (приказ войскам Дальневосточной армии № 307/а от 13 июля 1920 г.) «право ношения знака» предоставлялось «всем, служившим в добровольческих Российских войсках и армиях адмирала Колчака с 1918 г. по день кончины адмирала Колчака 7 февраля 1920 г. и сражавшихся с большевиками в Сибири». Показательно, что инициатором этого решения был генерал Дитерихс, стремившийся, очевидно, к определенному обособлению «ветеранов» Белого дела от всех настоящих и будущих его участников.
Общероссийская символика проявилась не только в геральдике и сфрагистике (двуглавый орел, хотя и без символов «царской власти»), но и в таком своеобразном решении, как замене лент на орденах Святого Великомученика Победоносца Георгия, Георгиевских крестах и медалях на «ленты Национальных цветов». 18 июня 1920 г. Военное Совещание, отражая тенденцию данного периода гражданской войны, рекомендовало Главкому «прекратить награждения военнослужащих императорскими орденами за гражданскую войну». Семенов тем не менее не стал полностью отказываться от подобной практики. 10 июля 1920 г. (приказом № 17/а) он запретил награждение «императорскими орденами», но предписал «полученные за время гражданской войны ордена носить не на орденских, а на «Национальных цветах». Примечательно переименование Ордена Св. Георгия, Георгиевского оружия и Георгиевских крестов, «выданных за гражданскую войну», в «Национальные военные» награды. В то же время «все права и преимущества, предусмотренные Георгиевским статутом», сохранялись. Продолжала работать объединенная Георгиевская Дума. Предполагалось учреждение «Особого Краевого ордена» (возможно, по аналогии с орденом «Освобождения Сибири» или орденом Святителя Николая Чудотворца в белом Крыму). Но приказом Семенова (уже в качестве «Главнокомандующего всеми вооруженными силами и Походного атамана всех казачьих войск») от 7 октября 1920 г. полностью восстанавливалось «награждение военнослужащих императорскими орденами за выдающиеся отличия при исполнении ими своего долга». Термин «Национальные военные» награды при этом не употреблялся
[962].
