Решением Даурской конференции «Великая Монголия» объявлялась федеративной монархией во главе с одним из авторитетных духовных лидеров – Нэйсэ-гэгэном (полный текст протокола о создании Монгольского государства – см. приложение № 9.). В нее должны были войти Внутренняя и Внешняя Монголия, а также Барга (Северо-Восточная Монголия, находившаяся в составе Китая) и, очевидно, Бурятия (именно это и вызвало недовольство белого Омска). Столицей предполагалось сделать г. Хайлар (центр Барги). Было сформировано Временное правительство монгольского государства, конкретная работа которого, правда, так и не началась. Семенова избрали Верховным Уполномоченным Монголии. По словам С. А. Таскина, «Семенов пользуется большим почетом у бурят и монголов.
На съезде монголов в Чите Семенову поднесен титул «Цинвана» – Светлейшего князя. Кроме того, они подарили Семенову шюхадца – белую выдру, которая по монгольским преданиям родится один раз в сто лет. Такие подарки делаются самым высоким людям. Семенов из выдры пошил шапку, и это очень нравится монголам. Такое уважение к Семенову я объясняю тем, что во время борьбы с большевиками, которые преследовали монголов и бурят, он оказывал последним покровительство, и они находили у него приют»
[997]. Таким образом, наметилась схема устройства политической власти в Монголии – теократическая монархия, «вторым лицом» которой, командующим вооруженными силами, должен стать представитель российского Белого движения (в 1919 г. это был Семенов, а в 1921 г. им станет Унгерн).
Семенов незамедлительно решил отправить делегацию в Версаль, чтобы на проходящей в это время мирной конференции «добиться признания самостоятельности Монголии, предъявить и утвердить флаг Монголии в древнейшем его виде». В этом его поддерживал и Унгерн, уверенный, что послать во Францию нужно «представителей Тибета, Бурятии и т. д., одним словом – Азии». В качестве посредников для передачи предложений о создании нового государственного образования предполагались представители САСШ. Декларация о «независимости Монголии» и послание главы Даурского правительства, адресованное президенту Вильсону, направлялись начальнику разведотдела штаба американских экспедиционных сил во Владивостоке полковнику Барроу, однако он отказался принять эти документы
[998]. Создание нового государственного образования предполагалось во взаимосвязи с созданием «единого антибольшевистского фронта». Атаман стремился доказать, что «большевистский пожар» из России рано или поздно охватит Европу и Америку, большевизм в Китае или в Индии взорвет весь мир. Поэтому независимая Монголия могла бы стать защитой Азии от «большевистской болезни», оплотом стабильности в регионе.
Однако призывы атамана не встретили поддержки Антанты. Тем не менее Семенов считал решения Даурской конференции принципиально важными. Прежде всего, он получал теперь возможность комплектовать свои воинские части монголами, так как они «отличаются большой храбростью в боях и совершенно не поддаются большевистскому воздействию». Образовавшиеся таким образом резервы предполагалось отправить на помощь Колчаку, на Урал и в Сибирь. Семенову поручалось также контролировать создание собственно монгольской армии, что позволяло существенно укрепить российское военно-политическое влияние в регионе. Кроме этого атаман мог эффективно контролировать поставки монгольского продовольствия, поскольку в связи с массовой убылью скота за время мировой и гражданской войн в Забайкалье «значение монгольского мясо-сырьевого рынка стало колоссальным»
[999].
Неправомерно утверждать, что создание «Великой Монголии» – всецело заслуга Семенова, хотя ему (а не Унгерну) принадлежит первенство в формировании монгольской контрреволюционной государственности. В своем исследовании Л. Юзефович приводит суждение казачьего офицера Гордеева: «Семенов мечтал – в интересах России – образовать между ней и Китаем особое государство. В его состав должны были войти пограничные области Монголии Барга, Халха и южная часть Забайкальской области. Такое государство, как говорил Семенов, могло бы играть роль преграды в том случае, когда бы Китай вздумал напасть на Россию ввиду ее слабости»
[1000].
Планы создания независимого монгольского государства – «панмонголизм» как идеология – возникали задолго до 1919 г. Проблема заключалась в том, кому раньше и эффективнее удастся использовать стремление монголов к независимости. В этом атаман Семенов и монгольская элита действовали заодно. Что касается бурятской автономии, то омских дипломатов не устраивала ее форма – вхождение Бурятии в состав «Великой Монголии» означало бы выход ее из состава «Единой, Неделимой России» (см. приложение № 10). Более перспективным и безопасным для целостности государства, а также выгодным с военной точки зрения колчаковскому правительству представлялся вариант Бурятии как отдельного казачьего войска. Об этом в секретном докладе Колчаку высказывался генерал-майор Иванов-Ринов (29 марта 1919 г.). По его убеждению, в «монгольском вопросе» Семенов «держал нити всего международного значения Монголии» и являлся «буфером» от «проникновения туда иностранцев». Для укрепления российского военного влияния в Забайкалье следовало «оказачивать» местное население и создавать специальные воинские части по национальному признаку: «Самоуправление бурят и тунгусов необходимо организовать по образцу самоуправления казачьего и влить в состав Забайкальского казачьего войска…; части Туземной дивизии комплектовать тунгусами и бурятами». Подобные идеи вполне разделяли многие делегаты состоявшихся в Чите в сентябре и ноябре 1919 г. Национальных бурятских съездов, выразивших «полное доверие» атаману Семенову и, в частности, постановивших провести дополнительную мобилизацию 2000 всадников для Бурятского отряда. Однако несмотря на поддержку со стороны Семенова, отношение к политике Российского правительства в Бурятии нельзя было назвать однозначно позитивным.
Определенные осложнения вызывали разногласия между Российским правительством в Омске и местными политическими структурами относительно пределов полномочий местного самоуправления и забайкальской власти. Поскольку Семенов стремился к диктатуре, и его в этом поддерживали казачьи политики, то хошунно-аймачному самоуправлению нужно было отстаивать свои привилегии на автономию. В этом отношении характерно поведение атамана 1-го Военного отдела Забайкальского казачьего войска генерал-майора И. Н. Толстихина. Еще осенью 1918 г. он активно выступил против структур самоуправления, полагая, что они могут стать реальной основой для отделения от России территорий, заселенных бурятами. Ситуация усугублялась тем, что к хошунно-аймачному самоуправлению (Селенгинский аймак) присоединились забайкальские станицы 1-го отдела, населенные бурятами, переведенными в казачье сословие. Этим, как считал Толстихин, усиливается неправомерное стремление к широкой автономии, что может привести к сепаратизму, «государственной измене». В октябре – ноябре 1918 г. несколько членов самоуправления были арестованы и казнены по его указанию.
