Новым поводом для китайских властей стала Даурская конференция. Принимая декларативные заявления Семенова и монгольских князей за официальную позицию России, Пекин заявил о готовности ввести дополнительные воинские контингенты во Внешнюю Монголию. Таким образом, Кяхтинские соглашения оказались проигнорированными. На запрос князя Кудашева в китайский МИД от 2 апреля 1919 г. был получен недвусмысленный ответ: Внешняя Монголия – часть китайской территории, и отправка туда китайских войск есть «рациональная мера» со стороны пекинского правительства
[1002].
Китайская пресса развернула кампанию по дискредитации Кяхтинских соглашений. В качестве основания выдвигался все тот же «бродивший по Азии» «призрак» панмонголизма. Китайские дипломаты утверждали о готовящемся вторжении войск атамана Семенова в Монголию. Официальным заявлениям омского МИДа не верили или «делали вид», что не верят, а 18 июля 1919 г. президент Китая Сюй Шичан назначил генерала Сюй Шучжэна на должность комиссара северо-западной границы. В «границу» включалась и территория Внешней Монголии, что мотивировало для генерала свободу действий в регионе. Кудашеву же объяснили, что оккупация вызвана «опасностью ожидаемого вторжения семеновских войск во Внешнюю Монголию и обязанностью Китая помочь Монголии в охране порядка».
Российское правительство адмирала Колчака имело все основания для адекватного ответа на этот вызов, Омск мог бы отдать приказ о вводе войск в Монголию, воспользовавшись для этого или силами Приамурского военного округа, или силами (хотя еще весьма малочисленными) Даурского правительства Нэйсэ-гегена. Однако этого не было сделано. Ни один вооруженный белый солдат или казак не пересек в 1919 г. российско-монгольскую границу.
В конце лета 1919 г. по всей линии Восточного фронта шли упорные бои с наступающими на Петропавловск и Омск советскими войсками. Начальник Штаба Главковерха генерал-лейтенант М. К. Дитерихс требовал отправки на фронт всех резервов. Сам Семенов в августе – сентябре продолжал операции против красных партизан в Забайкалье. В этой ситуации ввод каких-либо войск на территорию Монголии был невозможен. Пекин воспользовался этим: в октябре, в момент решающих боев белых армий под Москвой, Петроградом и Петропавловском, численность китайских войск в Монголии была доведена до 4 тысяч бойцов. Правда, в начале осени 1919 г. еще сохранялась уверенность в скорой «гибели большевизма» и установлении в России «единой, законной власти», которая, разумеется, не оставила бы безнаказанными действия китайских военных. В октябре 1919 г. произошел т. н. амурский инцидент, во время которого китайские канонерские лодки пытались пройти по российскому фарватеру Амура и Сунгари, не получив на это соответствующего разрешения из Омска. В результате в районе Хабаровска по приказу уссурийского атамана Калмыкова корабли были обстреляны артиллерийским огнем и вернулись в Николаевск. Колчак одобрил действия уссурийского атамана несмотря на то, что в это же время (конец сентября 1919 г.) ухудшились отношения русской администрации с союзниками во Владивостоке). Но позднее именно это решение было вменено в вину Калмыкову китайскими властями при его аресте.
Омский МИД по-прежнему ограничивался нотами протеста. Так, 2 ноября 1919 г. Сукин в очередной раз напомнил, что «Россия никогда не примирится с нарушением Китаем его договорных обязательств относительно Монголии». В ответ Кудашеву вручили уведомление, что декретом президента Китая отменены все договоры с Россией о Внешней Монголии. Напоминание российского МИДа, что договоры между государствами «не могут быть расторгнуты единоличным распоряжением одной стороны» и должны «считаться незыблемо существующими и не подлежащими никакому посягательству до тех пор, пока не последует согласия правомочного и признанного Русского Правительства на их отмену», было проигнорировано. Китайское руководство знало о поражениях белых армий. Безрезультатными оказались и попытки Сазонова в Париже «повлиять на Китай» через посредство представителей Антанты.
Нельзя забывать также, что и сама монгольская элита, оказавшись перед лицом китайской угрозы, неожиданно быстро капитулировала. В этом отношении примечательна позиция одного из видных монгольских чиновников Цэрэн-Доржи. Всячески заверяя Орлова в верности Кяхтинскому соглашению, он еще с лета 1918 г. вел секретные переговоры с Пекином об условиях возвращения Монголии в состав Китая. В результате на свет появился договор из 64 пунктов, озаглавленный довольно своеобразно: «Об уважении Внешней Монголии правительством Китая и улучшении ее положения в будущем, после самоликвидации автономии». Предполагалось аннулирование Кяхтинского и всех других соглашений с Россией, возврат Внешней Монголии статуса провинции Китайской республики, ликвидация местного самоуправления и армии. После того как 14 ноября 1919 г. красные войска вступили в Омск, Цэрэн-Доржи заявил, что «России больше не существует».
Монгольская знать оказалась расколотой. Если Богдо-гэгэн пытался протестовать против отхода от Кяхтинского соглашения, то большинство правящей элиты склонялось к союзу с Китаем. Глава правительства Бадам-Доржи принял предложения Пекина. Чувствуя уступчивость Урги, генерал Сюй-Шучжэн решил усилить давление на монголов, требуя безоговорочной самоликвидации автономии. «Маленький Сюй» угрожал немедленным арестом Богдо-гэгэна и Бадам-Доржи, если до вечера 15 ноября он не получит акта о самоликвидации монгольской автономии и «добровольном возвращении» в состав Китая. 8 ноября на совещании высших монгольских чиновников многие выступали за соблюдение Кяхтинских соглашений, сожалели о том, что в свое время не заключили союз с Семеновым.
Однако Богдо-гэгэн уступил требованиям Китая. И хотя под требуемой монгольской петицией он так и не подписался, ее текст вполне удовлетворил китайских военных. Вскоре прошла унизительная процедура разоружения едва зародившейся монгольской армии. Две тысячи цэриков сдали оружие, полученное от России, китайские солдаты заняли столичный телеграф и блокировали резиденцию Богдо-гэгэна. 1920-й год Монголия встретила снова в составе Китая
[1003].
В ноябре – декабре 1919 г., в условиях, когда власть Верховного Правителя стала осуществляться в «военно-походном порядке», Совет министров в Иркутске, вступив в период т. н. административной революции Пепеляева, утратил контроль за внешнеполитической обстановкой; центр российского влияния в Монголии окончательно утвердился в Забайкалье. В официозе «Русское дело» было опубликовано сообщение о состоявшемся в конце ноября 1919 г. совещании общественных организаций по «монгольскому вопросу». В газете отмечалось, что «правительство Северного Китая вводит в Халху (Внешняя Монголия. – В.Ц.) свои войска вопреки смыслу Кяхтинского тройного русско-китайско-монгольского соглашения 1912 года. Ввод этот… своей несомненной целью имеет – путем давления на правящие круги Халхи принудить последние отказаться от автономного управления».
