Вероятность восстаний повлияла и на направление ударов во время майского наступления. Силы, подчиненные Унгерну, разделялись на отдельные направления-«сектора»: на Иркутск предполагалось наступление отряда полковника Н. Н. Казагранди; в Урянхайский край двигались сотни И. Г. Казанцева – наказного атамана Енисейского казачьего войска; Кайгородов и Тапхаев наступали на родные им Алтай (вниз по Иртышу) и Бурятию. Расчет строился на то, что советским войскам не удастся равномерно прикрыть границу, что в указанных районах развернется массовое повстанческое движение, а дивизия, обрастая пополнениями белоповстанцев, быстро выйдет на линию Транссиба, перерезав ее под Верхнеудинском. Не случайно в приказе № 15 не только указывалась модель создания военных «секторов», но и говорилось о восстановлении органов местного самоуправления «в освобожденных от красных местностях», на основе привлечения «лиц лишь по их значению и влиянию в данной местности и по их действительной пригодности для несения службы» по «должности гражданского управления».
Примечательно, что в случае контактов с партизанскими антибольшевистскими отрядами (большими по численности) командование от назначенных Унгерном начальников переходило к повстанческим командирам. Программный приказ емко, хотя и довольно хаотично, формулировал основные положения политической программы Унгерна. В его первом пункте отмечалась важнейшая для политико-правовой программы Белого дела периода 1920–1922 гг. идея единства Российской Государственности на региональной основе, что подтверждалось и историческим опытом: «Россия создавалась постепенно, из малых отдельных частей, спаянных единством веры, племенным родством, а впоследствии – особенностью государственных начал». Поэтому – «Россию надо строить заново, по частям». Объективно Монголия становилась основой, «естественным исходным пунктом для начавшегося выступления против красной армии в советской Сибири».
Стратегически план Унгерна повторял основное положение плана Семенова: «Русские отряды находятся во всех городах, хурэ и шаби вдоль монгольско-русской границы. И, таким образом, наступление будет происходить по широкому фронту». Военное командование и высшее гражданское управление сосредоточивались в «секторах». Один из них сложился в Западной Монголии, где довольно эффективно действовал командир Отдельного Оренбургского корпуса генерал-лейтенант А. С. Бакич. В начале июля 1921 г. ему удалось разбить китайские гарнизоны в Шара-Суме, Чонкуре и занять весь Алтайский округ. Бакич, в отличие от местных партизанских командиров, понимал важность формирования состава местного самоуправления из монголов и киргизов, весьма реалистично оценивая шансы Белого дела в регионе. С этой целью им было направлено обращение к представителю ургинского правительства Хатам-Батар-Вану с просьбой о «скорейшей посылке монгольских войск в Алтайский округ, дабы закрепить за независимой Монголией этот край». В конце июля он направил письмо Унгерну (см. приложение № 12), в котором очень четко обозначал как обширные перспективы развития боевых операций, так и сложные проблемы внутри- и внешнеполитического порядка. Успехи «русских, сделавшихся освободителями Монголии» от «китайского владычества», гарантировали, по мнению Бакича, «довольно благожелательное отношение к нам населения, как киргиз, так и монгол». Очевидной становилась перспектива формирования в Монголии «широкого стратегического фронта» против РСФСР и ДВР с использованием территории Монголии в качестве плацдарма, на котором можно было бы «сорганизоваться» антибольшевистским вооруженным силам.
Еще более усиливала бы положение белых отрядов реализация международного признания Монголии, к чему следовало приложить все усилия, как русских военных, так и монгольской политической элиты, при возможной поддержке Японии. Ведь в случае решения «иностранными державами признать самостоятельность Монголии, хотя бы даже под видом автономии, при которой Китай не будет держать и посылать сюда свои войска, будут определены границы государства», и тогда вероятным для белых становилось их «принятие в полном составе, хотя бы временно, на монгольскую службу». По собственной инициативе, полагаясь на опыт предшествующих лет, Бакич приступил к организации местного управления «из аборигенов в Алтайском округе». На 25 июля Бакичем был намечен съезд «всех киргизских и монгольских правителей округа для обсуждения положения дел в крае». Приходилось считаться с «племенной рознью», с «политической неразвитостью даже правителей» и соглашаться с «общим взглядом на среднеазиатские народности, что они будут подчиняться сильнейшему». Накануне (24 июля) Бакич получил грамоту от одного из правителей Шарасуминского округа (Чин-Ван-олина), в которой тот просил «оказывать моему народу покровительство» и информировал об отправке в штаб корпуса своих представителей. Так решалась важнейшая для Белого движения проблема тыла – территории, базы, опираясь на которую можно было развивать дальнейшие операции.
Однако Бакич видел и другую перспективу. Указания, полученные от барона из Урги (приказ № 15 (см. приложение № 11), не отличались последовательностью и представлялись скорее «предварительным распоряжением для самостоятельных выступлений отдельных партизанского характера отрядов», чем планом стратегической операции. Действительно, указания о направлениях ударов по территории РСФСР и ДВР не выглядели последовательными (по «приказу № 15», «конечной» линией наступления должен был стать Транссиб на протяжении от Нижнеудинска (приблизительно) до ст. Маньчжурия), хотя и представлялись обоснованными. Следовало перерезать магистраль в наиболее важных ее пунктах – в Прибайкалье и Забайкалье – и блокировать Приморье, обеспечив успех антисоветского выступления во Владивостоке. Одновременно предполагалось получить поддержку со стороны западно-сибирских повстанческих отрядов, которые могли взять под контроль участки Транссиба в районе Омска – Петропавловска. Бакич сознавал опасность, заключавшуюся в отсутствии согласованности действий и, самое важное, в отсутствии «объединяющего центра, как военного, так и политического». Таковой центр предполагался в Урге, и Унгерн должен был взять на себя роль «общего руководителя работ на монгольском фронте», признанного (хотя бы и не формально, но фактически) всеми антибольшевистскими силами. Барон при этом считал себя «подчиненным атаману Семенову» (в соответствии с его статусом, определенным еще Колчаком) и обосновывал свое право старшего как «военачальника, не покладавшего оружие в борьбе с красными, и ведущего ее на широком фронте».
Таким образом, белые отряды в Монголии могли оказаться перед перспективой войны на несколько фронтов: против китайских войск, «красных» монголов, РККА и Народно-революционной армии ДВР. Из-за недостатка сил и средств для борьбы любое преждевременное выступление, как полагал Бакич, становилось обреченным, хотя примечательно, что успехи корпуса Бакича были достигнуты в то время, когда основная часть сил Унгерна была уже разбита и Урга оказалась занятой объединенными советско-монгольскими войсками. Кобдо, возможно, и мог бы стать новым центром притяжения остатков антибольшевистских формирований, но преодолеть вовремя значительное расстояние от Кяхты до Кобдо подразделениям Унгерна оказалось делом нереальным.
Сам барон хорошо представлял необходимость создания единого фронта «борьбы с большевизмом». Упрек Бакича Унгерну в отсутствии последовательности изложения плана операций отчасти объясняется безрезультатностью обширной переписки, которую вел барон с представителями монгольской и китайской знати, с командирами антибольшевистских отрядов в Монголии и Маньчжурии и даже с авторитетными (как барону представлялось) общественными деятелями Сибири и Дальнего Востока России. Сразу после освобождения Урги Унгерн написал письмо к А. П. Кайгородову, призывая того, как «человека, посвятившего жизнь свою борьбе с большевиками» и имеющего авторитет среди населения Алтая, «для пользы общего дела нашего… согласовывать свои действия с моими, исходя из непогрешимого военного закона, что только в единении сила». Кайгородову предписывалось «наступать в глубь Алтая» в целях занятия Улясутая и «уничтожения здесь всех китайских революционеров».
