В конце 1919 – начале 1920 г. положение Белого дела в Маньчжурии считалось относительно прочным. Бывший первый Всероссийский диктатор, «Временный правитель России» еще до Колчака, генерал-лейтенант Д. Л. Хорват, имевший статус Верховного Уполномоченного Российского правительства на Дальнем Востоке (с ноября 1918 г. до июля 1919 г.), а также директора-распорядителя Правления общества КВЖД (с апреля 1918 по ноябрь 1920 г.) с 6 мая 1919 г. занимал также должность командующего войсками Приамурского военного округа. Под его руководством действовали местные административные структуры, работало Дальневосточное Краевое финансово-экономическое совещание, в составе которого участвовали как представители власти (сам Хорват, министр путей сообщения Л. А. Устругов, помощник Хорвата по морской части контр-адмирал С. Н. Тимирев и др.), так и представители краевой «деловой общественности» (председатель Амурской Областной Земской управы А. Н. Алексеевский, управляющий Владивостокским отделением Сибирского Торгового банка В. С. Голембиовский, уполномоченный Съезда золотопромышленников Амурского округа П. Я. Румарчук и др.)
[1025]. Однако со стороны Омска к Харбину имелось немало претензий, сводившихся, к недостаточно активной защите национальных интересов в полосе КВЖД, ошибкам в области военной организации, контроля над транспортными перевозками. Летом 1919 г. в официозной прессе отмечалось: «Когда только еще возникло Российское Правительство, начались бесконечные переговоры с Хорватом о полном слиянии подчиненной ему области с остальной частью освобожденной России. Но генерал Хорват был недостаточно сговорчив, а средств принуждения у Российского Правительства на таком отдаленном расстоянии еще не было. Тогда во имя интересов государственного объединения всей Сибири остановились на учреждении чего-то вроде наместничества – именно должности Верховного Уполномоченного на Дальнем Востоке.
Таковым и был назначен генерал Хорват, фактически сохранивший за собой значительную часть той неограниченной власти, которой он пользовался раньше. Дальний Восток… имеет огромное значение, через него мы сейчас получаем воинское снаряжение, машины, орудия, паровозы, вагоны и всевозможные товары… Это наше «окно» в Европу и в Америку. И вот вся деятельность генерала Хорвата, а вернее… его бездеятельность, отнюдь не могла способствовать поднятию русского престижа… Никакого правопорядка не устанавливалось в области; власти творили всевозможные беззакония; взяточничество, самая безудержная вакханалия спекуляции царили вовсю. Происходила самая бессовестная игра с рублем, которая сильно задерживала нормальное повышение наших денежных знаков… Не прилагалось почти никаких усилий к тому, чтобы организовать русскую армию, которая постепенно заменила бы японские войска…». В этой ситуации вполне оправданным считалось решение правительства от 18 июля 1919 г. об упразднении должности Верховного Уполномоченного на Дальнем Востоке с последовавшей 13 августа 1919 г. передачей всей полноты власти в крае генерал-лейтенанту С. Н. Розанову (получивший должность Начальника Приамурского края 18 июля 1919 г.). «Эта реформа, – отмечалось далее, – упрощает дело сношения центра с местами, дает возможность государственной власти непосредственно соприкасаться с отдельными областями государства, что обеспечивает и единство политической мысли. Дальний Восток, таким образом, приобщен теперь к единому государственному организму, что не может не привести к оздоровлению этой окраины, а следовательно, и к дальнейшему укреплению Возрожденной России»
[1026].
После упразднения должности Верховного Уполномоченного, несмотря на существенное ограничение, таким образом, полномочий, Хорват особой Грамотой Российского правительства был назначен сенатором и Главноначальствующим над всеми русскими учреждениями в полосе отчуждения Восточно-Китайской железной дороги, что предоставляло «возможность пользоваться опытом и знанием» генерала «на поприще служения государственного». Статус Главноначальствующего был типичен для белых регионов в 1919 г. Хорват стремился поддерживать общерусское влияние в регионе. Об этом, в частности, свидетельствует отправленное им 7 октября 1919 г. письмо Главкому ВСЮР Деникину. В нем Хорват писал о «желании восстановить на нашей Родине порядок и дожить до того момента, когда она вновь станет Великой и сильной». Особо Хорват отмечал, что «нас всех восхищает…, что Вы, имея в Ваших руках власть, меньше всего заботитесь о себе лично (указание на признание Деникиным верховной власти Колчака в июне 1919 г. – В.Ц.) и что Вами не руководят честолюбивые замыслы, а единственно любовь к Родине»
[1027].
В условиях распада всероссийской власти Хорват с 14 января 1920 г. попытался восстановить полноту своей власти, заявив о своих полномочиях Главноначальствующего над русскими учреждениями в полосе отчуждения КВЖД, что, безусловно, повышало его статус. Немаловажное значение имела и работа местного российского консульства и особенно Пограничного окружного суда, существовавшего в Харбине с февраля 1906 г., оказывавшего покровительство и правовую помощь военным и гражданским беженцам, поток которых возрос после падения власти Колчака.
Хорват подтверждал свою приверженность идеям «единства государства», хотя и с определенными уступками «условиям времени». В интервью газете «Вестник Маньчжурии» генерал выражал «до боли мучительное чувство грусти, когда видишь, как Родина, создавшая тысячелетнюю свою государственность, развалилась в течение двух с половиной лет благодаря опьянению от лозунгов и несбыточных обещаний… Эта рознь, отсутствие единства и действий породили ужасающую слабость, которая дает другим народам возможность почти совсем не считаться со страной, насчитывающей свыше полутораста миллионов населения и имеющей тысячелетнюю историю». Но идеи объединения вокруг одного лидера, составлявшие основу идеологии Белого дела, вполне разделялись и Хорватом: «Я верю, что появится человек, как некогда появился Минин-Сухорук, который властным, осененным мановением свыше голосом призовет всех к единению, и сольются тогда воедино разрозненные ныне политической борьбой партии, восстановится Русь и по-прежнему будет великой и славной».
Иное дело, что в сложившейся на Дальнем Востоке обстановке генерал подобных «лидеров» не видел. Он подчеркивал свое «на равных» положение при отсутствии политических разногласий с двумя другими представителями Белого движения – атаманом Семеновым и Главным начальником Приамурского края генерал-лейтенантом С. Н. Розановым: «Могу уверить Вас, что никакой вражды с моей стороны в отношении генерала Розанова и атамана Семенова нет и не было… Я всегда и всем, чем только мог, содействовал тем, кто боролся с анархией».
Но при этом Хорват настаивал на приоритетах экономических интересов КВЖД, что в условиях транспортного кризиса и требований Забайкалья и Приморья о чрезвычайных мерах на железных дорогах могло привести к разногласиям с Семеновым и Розановым. Кроме того, генерал не признавал «верховной власти» атамана Семенова даже после ссылок последнего на пост, полученный Указом Верховного Правителя от 4 января 1920 г.: «Я всей душой, всеми своими силами стремлюсь к возрождению русской государственности и, конечно, всемерно и неизменно буду содействовать и ген. Розанову и атаману Семенову в их работе в этом направлении, но, с другой стороны, я не могу допустить вмешательства в управление железной дорогой, так как вся ответственность за благосостояние дороги лежит исключительно на администрации дороги и, в частности, на мне как на директоре-распорядителе… Железная дорога обслуживала нужды соседних областей, насколько это было в ее силах, но ведь железная дорога существует исключительно на собственные средства, без каких бы то ни было субсидий от казны, и поэтому, при настоящих чрезвычайно тяжелых экономических и финансовых условиях, дабы не прекращать своего существования она вынуждена повышать тарифы, отказывать в льготных перевозках, в предоставлении внеочередных нарядов на вагоны и т. п.; все это могло явиться стеснительным для Забайкалья и Приморской области и на этой почве могли произойти те или другие трения, но и только. Трения на деловой почве всегда могут быть устранены путем переговоров и тех или других соглашений, и ни о какой вражде не может быть и речи».
