Перемены в высших структурах оценивались позднее как некий «кризис власти». По характеристике сотрудника Отдела информации Правительства Всеволода Никаноровича Иванова, «борьба кандидатов на пост премьера В. С. Колесникова и В. Ф. Иванова в сентябре 1921 г. является, в сущности, борьбой между Правительством и Советом Съезда. Дело в том, что если В. С. Колесников, как один из ближайших сотрудников переворота, являлся вполне подчиненным Правительству, то В. Ф. Иванов являлся ставленником Совета, имея за собой группу, на которую он мог опираться, при помощи которой он производил некоторые выгодные для этой группы комбинации». Вс. Иванов считал, что выбор Лихойдова (по рекомендации В. Ф. Иванова) привел к тому, что из казны начались «бесконтрольные и бездокументальные выдачи Совету»
[1054].
Что касается представительных структур, то их будущее определял приказ № 3 от 30 мая 1921 г. В отношении действовавшего Народного Собрания отмечалось, что его полномочия истекают 20 июня 1921 г., а «переживаемые события создали такие условия, при которых сколько-нибудь нормальная работа законодательного учреждения невозможна». Поскольку «за период времени фактического господства коммунистической власти в 1920–1921 гг., настроение уже резко изменилось», то «состав Народного Собрания не может выявить истинную волю населения». Кроме того, «по поступившим к Правительству сведениям, группа Народного Собрания ведет усиленную агитацию, чтобы Народное Собрание взяло на себя функции и права Верховной Государственной власти, каких прав даже по законам павшего правительства о Народном Собрании ему не принадлежит (по аналогии с действиями Съезда Членов Учредительного Собрания после 18 ноября 1918 г. – В.Ц.)».
Исходя из этого, Временное правительство решило «Народное Собрание настоящего состава распустить», но сохранить полномочия Президиума Народного Собрания, работавшего в перерыве между сессиями, для «приведения в порядок канцелярии» и для участия в разработке нового избирательного закона. Одновременно с этим указом предусматривалось созвать новое Собрание (не позднее 1 июля 1921 г.). Комиссию по подготовке к выборам возглавил Еремеев, восстановленный в должности Владивостокского городского головы. Однако подобный «статус» совершенно не устраивал Президиум Собрания, и член Президиума, кадет Виноградов (повторив свою позицию члена Уфимской Директории в отношении «переворота 18 ноября 1918 г.») заявил о категорически неприемлемом «насилии» над демократически избранным парламентом. После этого правительство указом № 7 от 3 июня 1921 г. ликвидировало Президиум Собрания, передав все делопроизводство дальневосточного представительного органа управлению внутренних дел
[1055].
Тем не менее созыв нового Собрания не стали откладывать на «неопределенную перспективу». Указом № 13 от 14 июня 1921 г. правительство («стремясь выявить подлинную волю народа, живущего в крае») постановило утвердить «Положение о выборах в Приамурское Народное Собрание» и провести выборы во Владивостоке и Никольске-Уссурийском 1–3 июля 1921 г., а в остальных местностях – не позднее чем через 4 дня после опубликования избирательных списков. При этом сроки ознакомления избирателей с кандидатами и их программами оказались предельно сжатыми (днем начала составления списков избирателей было объявлено 21 июня, с 23 по 26 июня следовало представить кандидатские списки и 28 июня списки объявлялись «во всеобщее сведение»). Очевидно, что на небольшой территории Приморья население имело достаточно хорошее представление обо всех политических структурах, действовавших в крае (этому способствовал известный «политический демократизм» периода ДВР). Датой открытия Приамурского Народного Собрания во Владивостоке было решено считать 12 июля 1921 г. («при условии прибытия в него не менее 50 человек»). Но указом от 13 июля 1921 г. из-за незавершенности выборов в сельских районах открытие было перенесено на 21 июля.
Представители власти не без гордости заявляли, что в Приморье будет восстановлена демократическая избирательная система, повторяющая порядок выборов в Учредительное Собрание 1917 г. Однако без изменений не обошлось. Действительно, в «Положении» формально провозглашался принцип всеобщности избирательного права. Активное право получали «русские граждане обоего пола» с 21 года, а пассивное право наступало с 25 лет. Но помимо возрастного существовал также т. н. партийно-политический ценз, в соответствии с которым активного и пассивного права лишались те, кто «принадлежал к противогосударственным партиям, каковыми считались: коммунисты, анархисты, социал-революционеры-интернационалисты и максималисты, а также лица, хотя и не числящиеся в списках этих партий, но разделяющие и осуществляющие их политическую и социальную программу, проводившиеся в какие-либо общественные или государственные учреждения по спискам перечисленных политических партий и лица, пытающиеся пройти в члены Народного Собранияпод каким-либо иным наименованием, как то: беспартийные и т. п., осуществляющие политическую и социальную программу вышеуказанных партий путем противогосударственной борьбы средствами и мерами, запрещенными законом».
Таким образом, толкование вышеизложенной нормы могло стать весьма широким, и от участия в выборах отстранялась не такая уж незначительная часть населения Приморья. Лишались избирательного права осужденные и находящиеся под следствием. Следует напомнить, что лишение избирательных прав предусматривалось законом «О бунте», разработанном в Омске в 1919 г.
Имевшие право голоса составляли специальные избирательные списки, которые затем регистрировались. Те, кто по какой-то причине не заявлял себя в списке, подвергались штрафу по решению районной избирательной комиссии (до 50 руб. золотом). Подобного рода решением предполагалось преодолеть «абсентеизм» населения. И в этом показательном «наказании» демократические круги усматривали серьезное отличие от выборов 1917 г. Выборы объявлялись прямыми, при тайном голосовании. В городах, помимо «избирательных», составлялись также «кандидатские списки», включавшие в свой состав как отдельных лиц, выдвигавшихся группой избирателей, так и представителей политических партий и организаций. Каждый список подписывался не менее чем 25 лицами, имевшими право голоса по данному району. Списки регистрировались. «Положение» содержало расписание представительства, по которому общее число членов Собрания от Приморской области составляло 140 человек, а малонаселенные Сахалинская и Камчатская области выдвигали по 5 членов каждая. Из «полосы отчуждения КВЖД» предполагалось избрание 10 членов. Примечательно, что выборы предполагалось провести и от города Хабаровска и от Хабаровского сельского округа, находящегося на тот момент в составе ДВР. В городах утверждалась пропорциональная система выборов, при которой «избиратели в городах проставляли в избирательной записке номер или название того кандидатского списка, за который они голосуют».
Далее использовалась «математическая формула», вводившая «избирательный знаменатель» («число голосов, поданных во всем районе за все списки, разделенное на число депутатов, подлежащих избранию в данном районе»). «Число членов Народного Собрания, приходящееся на каждый список, определялось путем деления числа голосов, поданных за данный список, на избирательный знаменатель. Если при таком распределении мест членов Народного Собрания между кандидатскими списками последнее место приходилось на два или несколько списков, то предпочтение отдавалось кандидату по тому из этих списков, за который было подано наибольшее число голосов. При равенстве голосов вопрос решался жребием».
