Достаточно определенно высказались в отношении возобновления вооруженной борьбы представители казачества. На открывшемся 23 октября во Владивостоке Съезде казачества Урала, Сибири и Дальнего Востока была принята резолюция (4 ноября 1921 г.), в которой не только подчеркивалась необходимость сохранения традиционного казачьего уклада и органов самоуправления, но и однозначно говорилось о серьезной опасности со стороны красных партизан и требовалось незамедлительно решить вопрос со снабжением казачьих частей оружием, поскольку «безоружная армия не может воевать с большевиками»
[1109].
В приказах правительства по военно-морскому ведомству (№ 210 от 23 октября и № 60 от 20 ноября 1921 г.) отмечалось: «Непрекращающиеся до последнего времени набеги разбойничьих шаек на мирное население, нападения на железные дороги, постоянные взрывы железнодорожных мостов и обстрелы пассажирских поездов, сопряженные с человеческими жертвами, вынудили Правительство к принятию действенных мер для прекращения преступных выступлений большевиков. Во исполнение означенного, Управляющим Военно-Морским Ведомством приняты надлежащие меры для прекращения преступных выступлений большевиков».
Статус военных властей укреплялся, их полномочия расширялись. 12 октября указом Приамурского правительства (№ 47) командующий войсками Правительства генерал Вержбицкий был назначен Управляющим военно-морским ведомством «с правами Военного министра времен Императорской России». Тем самым его распоряжения по армии касались как оперативно-тактических действий, так и всех вопросов, связанных с комплектованием и снабжением воинских частей. Он напрямую подчинялся правительству. Усиливались и принципы единоначалия, подавлялись остатки «семеновского сепаратизма». Так, за отказ подчиняться распоряжениям правительства были отстранены от командования и отданы под суд командующий Гродековской группой казачьих частей генерал-лейтенант Ф. Л. Глебов и начальник Забайкальской казачьей дивизии генерал-майор Федосеев. С. Д. Меркулов обращался к японскому командованию с просьбой о выдаче оружия
[1110].
Таким образом, финансовые, экономические критерии готовности или неготовности к возобновлению войны с советской властью к концу 1921 г. перестали играть определяющую роль. Собственно говоря, экономические моменты все же имели значение в предполагаемом наступлении на ДВР. Нужно было расширить территорию, получить новые ресурсы, необходимые для улучшения кризисного состояния приморского хозяйства и финансов. Повторялась ситуация, схожая с белым Крымом («крымской бутылкой») 1920 года, когда части ВСЮР – Русской армии генерала Врангеля – не могли оставаться длительное время на полуострове и неизбежно должны были начать наступление в Северной Таврии для пополнения продовольственных ресурсов. Возобновлялись военные действия и в Приморье.
В воспоминаниях бывшего активного участника «омского переворота» 18 ноября 1918 г., начальника разведки 2-го Степного Сибирского корпуса капитана И. А. Бафталовского содержатся примечательные описания «подготовительных» действий Приамурского правительства и подчиненной ему армии. По его мнению, военное командование чересчур большое внимание уделяло не боевой подготовке, а хозяйственному снабжению частей, хотя вряд ли в условиях острого недостатка необходимых для армии финансов и материальных средств могло быть иначе. Вооружение, по его воспоминаниям, даже «выкрадывали» с воинских складов, контролируемых японцами (при этом японское командование «делало вид», что не замечает подобных действий). Официально японцы производили отпуск патронов и оружия, исходя из штатов «резерва милиции», – этот статус формально имела часть армейских подразделений. «Но жизнь не стоит на месте… Приморская Армия, преодолевая все препоны и препятствия, воздвигаемые на ее тернистом пути, к октябрю месяцу 1921 года представляла из себя уже ту вооруженную силу, которая была в состоянии выполнять сложные задания, выдвигаемые жизнью и складывающейся политической обстановкой»
[1111].
Политико-правовые моменты также имели большое значение для Белого движения в Приморье. Начало военных действий требовало определения нового статуса воинских подразделений. И здесь Правительство пошло по пути оправдания военных действий необходимостью объединения с повстанческим движением в ДВР и, в перспективе, в Советской России. В основу был положен тезис о «широком антибольшевистском повстанчестве», весьма активно, как уже отмечалось ранее, использовавшийся лидерами Белого движения в политических программах периода 1921–1922 гг.
Подобную «схему действий» довольно точно описывал в своих воспоминаниях участник боевых действий в Приморье поручик Б. Филимонов: «Белые власти решили все дело осветить так: приморское сельское население, недовольное режимом ДВР, стихийно поднимается против коммунистов. Появляются отряды «белоповстанцев», состоящие из местных крестьян. Движение разрастается. Белоповстанческие отряды через своих посланцев обращаются к белому Владивостокскому Правительству с просьбой о поддержке. Части Приамурского Правительства рвутся в бой с красными. Белое правительство посылает на помощь белоповстанцам свои части, начальники которых принимают на себя руководящую роль».
Для подобных решений у Правительства, казалось бы, были основания. По оценке Филимонова, «незадолго до выступления в поход белых частей во Владивостоке состоялось совещание членов Правительства и высших чинов Армии. На этом совещании генерал Шильников (генерал-майор И. Ф. Шильников, заместитель Семенова по военной части в Забайкалье. – В.Ц.) докладывал о положении в Забайкалье. Картина рисовалась так, что население, ненавидя красную власть, готово восстать в любое время, остановка только за одним – оружием… Успехом наступления белые верхи видимо также надеялись привлечь в ряды войск массу бывших чинов армий Адмирала Колчака, осевших после Сибирского похода и оставления Забайкалья в полосе отчуждения КВЖД. Выкидываясь вперед, белые вместе с тем освобождались и от тяжелой опеки японского штаба. Из того, что карты частям были выданы до Благовещенска, можно заключить, что вскоре после начала военных действий белое командование было склонно считать появление белых частей в этом районе возможным…».
Примечательно, что в данном случае использовался редко встречавшийся в период 1917–1922 гг. термин – «белые». В этом состояло принципиальное отличие от тех антибольшевистских воинских частей, которые именовались либо «русскими», «российскими» (Русская армия у Колчака и в белом Крыму), либо именовались с учетом определенной территориальной специфики (Вооруженные силы Юга России, Дальневосточная армия). Не был использован и устоявшийся, хотя и неформальный термин – «Приморская армия». В то же время, издававшаяся еще с 1919 г. газета «Русская армия» сохранила и свое наименование и подзаголовок «Орган Дальневосточной армии».
