Однако, заявляя о согласии с требованиями Великобритании, Деникин в ответной телеграмме от 1 января 1920 г. оговаривал, что с позиции Главного Командования и Особого Совещания признание «де-факто» означает не признание государств, а лишь признание правительств. Сходной позиции придерживались и представители французской миссии при Главкоме ВСЮР («не признание независимости, а официальное подтверждение фактического существования названных республик, возглавляемых их Правительствами»). Генерал признал требование Мак-Киндера именно в такой форме, подчеркнув, что «установление будущих отношений окраин с Россией совершится путем договора общерусского правительства с окраинными правительствами». В телеграмме выдвигались встречные условия к англичанам со стороны руководства белого Юга: «Решительные и незамедлительные меры к охране флотом Черноморской губернии, Крыма и Одессы; содействие в помощи живой силой со стороны Болгарии и Сербии (надежды на «братское славянство». – В.Ц), продолжение снабжения ВСЮР». В отношении Польши Деникин считал, что «вопрос восточной границы будет решен договором общерусского и польского правительств на этнографических основах», причем «Польша должна оказать содействие живой силой немедленным (!) частичным переходом в наступление для отвлечения части большевистских сил». На следующий день Мак-Киндер возвращался в Англию и перед отъездом направил Деникину короткий, но вполне конкретный ответ. Британский комиссар признавал необходимым проведение плебисцита в Бессарабии по вопросу о присоединении к Румынии (именно на этой форме решения «бессарабского вопроса» настаивало Русское Политическое Совещание еще летом 1919 г.), настаивал на личных переговорах между Деникиным и Й. Пилсудским (в Констанце или Галаце) и о допуске «хорошо организованных немцев колонистов для защиты Крыма и Одессы» (своего рода уступка «немецкому влиянию»)
[154].
Итак, Деникиным признавались лишь «фактически существующие» структуры власти, с которыми еще предстояло вести переговоры по всем спорным (в том числе и территориальным) вопросам. Нельзя не заметить, что еще летом 1919 г. наметился постепенный отказ от непримиримых позиций в отношениях с республиками Закавказья. 1 июля 1919 г. Деникиным было подписано Обращение к народам Закавказья, в котором подчеркивалось, что ВСЮР ведут «войну исключительно с большевиками и никаких агрессивных намерений против народов Закавказья не имели и не имеют. Наша цель в кратчайший срок довести страну до Учредительного Собрания, и пусть оно решит вопросы и порядок дальнейшей государственной жизни на основах широкой внутренней автономии областей и народной жизни». Обращение завершалось призывом: «Надеюсь, что и государственный разум народов Закавказья укажет им единственный путь, который выведет их на арену светлой будущности, и они пойдут с нами рука об руку по дороге общего государственного строительства, не обращая внимания на коварные наветы врагов народа и порядка». Интересные указания содержала инструкция, разработанная для Главного представителя Главкома ВСЮР в Закавказье и подписанная генерал-лейтенантом А. С. Лукомским. «По части политической» представитель должен был исходить из того, что «все Закавказье в пределах границ до начала войны 1914 г. должно рассматриваться как неотделимая часть Российского Государства». В будущей России закавказские «государственные образования» рассматривались как наделенные «широкой внутренней автономией в делах местной краевой и народной жизни». На переходный же период «по отношению к Грузии» считалось неизменным условие «полного очищения грузинскими войсками Сочинского округа, с отводом их за р. Бзыбь» и «прекращение гонений на русских людей, силой обстоятельств находящихся в Грузии». Только после этого можно было бы говорить о каких-либо «дружелюбных» взаимоотношениях, кроме «готовности к боевому противодействию». В отношении Азербайджана следовало считать его «неотделимой частью России». Допускалось «временное управление впредь до окончательного установления общероссийской государственной власти». Наиболее благоприятное отношение выражалось к Армении: «Вполне сочувствуя стремлениям Армянской народности к объединению в этнографических границах и считая армян тесно связанными в их исторических и экономических интересах с Единой, Неделимой Россией, в пределы которой входит наиболее цветущая часть Армении, Главное Командование ВСЮР, так же как и в отношении Грузии и Азербайджана, допускает временное самостоятельное управление, впредь до окончательного установления общероссийской государственности». Во всех трех республиках Главное Командование исходило из приоритета «охранения и защиты интересов всего постоянно русского населения и Русской Православной Церкви»
[155].
7 февраля 1920 г. и.о. представителя Главнокомандующего в Закавказье полковнику П. В. Дену поручалось «уведомить Закавказские Правительства», что Главком ВСЮР «признает фактически существующие правительства Армении, Азербайджана и Грузии». 11 февраля Ден сообщил это известие министру иностранных дел Грузии Е. П. Гегечкори
[156]. Сам же Деникин в интервью газете «Таймс» заявил, что по-прежнему не считает возможным признать «независимые республики», исходя из необходимости «охраны высших интересов русского государства», и что при этом он «вовсе не исключает возможности дружеских и добрососедских отношений» с правительствами этих республик
[157].
Исходя из позиции Главкома и одновременно Главы южнорусской власти, правительство Мельникова 7 марта 1920 г. утвердило проект договора, отправленный Баратовым полковнику Дену в Тифлис. Его основные положения предусматривали «фактическое признание правительства Грузии», заключение «договора Общерусского правительства с Грузинским правительством» при возможном «посредничестве Союзных держав». Со стороны белого Юга оказывалась продовольственная помощь Грузии, в обмен на которую грузинское правительство должно было «вести борьбу с большевиками», содействуя ВСЮР «как живой силой, так и иными средствами»
[158]. На аналогичных условиях Южнорусское правительство готовилось вступить в переговоры с Арменией и Азербайджаном. Предполагалось использовать Грузию в качестве базы войск Северного Кавказа, сдерживавших наступление Красной армии и горских повстанцев, но вынужденных отступать из Дагестана, Чечни и Ингушетии на Владикавказ. В случае же дальнейшего развития операций, можно было рассчитывать на создание «единой антибольшевистской коалиции», которая и получила бы международное признание («…только объединение Закавказских республик, конечно при поддержке союзников, против возможного нашествия большевиков может обеспечить спокойное и самостоятельное существование их, и потому в их собственных интересах пойти навстречу соглашению с Южно-русским правительством»)
[159]. Текст договора был передан полковником Деном Гегечкори 11 марта, но его ратификации так и не произошло. Правительство Грузии соглашалось на интернирование у себя отступавших белых войск (что само по себе было чрезвычайно важно в условиях «развала фронта» и невозможности для части ВСЮР и беженцев эвакуироваться в Крым), однако было против участия своей армии в боевых действиях на Кубани
[160]. Лишь в случае «перехода границы» РККА Грузия допускала возможность совместных действий с ВСЮР. «Сохранение нейтралитета» не помогло Грузии «сохранить независимость», когда через год, в феврале 1921 г., Красная армия вступила в Тифлис.
