Что же касается сформированного ранее Временного Якутского областного народного управления, то его полномочия хотя и не оспаривались, но его деятельность, по существу, не влияла на действия Пепеляева. Вероятно, в случае успешного продолжения экспедиции и взятия Якутска, могло произойти и переформирование уже существовавших структур власти (в плане, например, созыва «Областного народного собрания», в состав которого могли быть делегированы представители уже созванных местных съездов).
В следующем своем приказе (от 24 января 1923 г.) Пепеляев предписывал маршруты продвижения к Амге и, одновременно, поручал Совету народной обороны «призвать население к вооруженной борьбе с коммунистической властью…, завязать связь с населением города Якутска, продолжить организацию повстанческих отрядов в областном масштабе, обратив особое внимание на район р. Лены между г. г. Якутском и Олекминском». В результате стремительной, внезапной атаки 29 января 1923 г. Амга была взята, и Пепеляеву удалось закрепиться на ближних подступах к «столице» Якутии
[1240].
Но установить продуктивные деловые контакты с местной «общественностью» не удалось. По воспоминаниям Г. Грачева, негативное впечатление оставили после себя повстанцы Коробейникова и бойцы отряда Бочкарева. Кроме того, нельзя было игнорировать и националистических настроений, свойственных для части партизан. «Солдаты все были якуты, – приводил Грачев слова местных жителей об отряде Коробейникова, – а офицеры русские. Они здорово издевались над русскими крестьянами, грозили выслать в Советскую Россию». «И такой взгляд на белобандитов, – продолжал организатор «Крестьянского Союза», – был общий у жителей русской национальности. Нужно заметить, что якуты боролись и против коммунистов, и против русского засилья в области, они говорили: «…как только победим красных, то всех русских вышлем»; правда, это говорили не якуты-руководители, а простой народ. Но такое отношение якутов оттолкнуло от повстанческого движения сельских жителей русской национальности».
На созванном съезде местных жителей представители Дружины «предложили выбрать самоуправление». Весьма показательна в данном случае заявленная политическая «веротерпимость» представителей Дружины, совершенно не типичная для белого Приморья 1921–1922 гг. «Крестьяне спросили, – вспоминал Грачев, – кого им теперь выбирать и можно или нет назвать это самоуправление земством? Им сказали: «можно». И выбирать они могут, кого желают; хотя бы избранные ими лица были коммунисты. Но раз его избрали жители, значит, он заслуживает доверие населения, а против воли населения Дружина не борется»
[1241].
Подобное «снижение» непримиримого отношения к деятелям советской власти и большевикам, несомненно, объясняется фактором «расширения территории» и необходимостью считаться с изменениями настроений «общественности» в условиях укрепления советской власти в регионе (образование Якутской АССР и др.). В ряды Дружины принимались попавшие в плен под Амгой красноармейцы. А в своих обращениях к бойцам красноармейских отрядов Пепеляев неоднократно подчеркивал отсутствие каких-либо наказаний, «мести» за службу советской власти. Такой – показной – «демократизм» генерала, очевидно, не мог сочетаться с жестокой, репрессивной практикой.
В это же время от имени той самой «якутской интеллигенции», сотрудничество с которой признавалось весьма важным, делались заявления о недопустимости сотрудничества с «пепеляевцами», как с «реакционерами», говорилось о предательстве «народного дела» Куликовским и другими деятелями белоповстанчества. Грачев вспоминал, что «с группой интеллигенции г. Якутска Усть-Мильская группа имела связь, вела с ними переписку. В переписке Усть-Мильская группа приглашала якутскую примкнуть к движению, убеждая в демократизме генерала Пепеляева. Якутская группа, наоборот, убеждала Усть-Мильскую отстать от движения, созданного Пепеляевым, ибо инициаторы этого движения, офицерство стремятся к реставрации царизма (сказывалось впечатление от Приамурского Земского Собора. – В.Ц.). Были даже личные переговоры представителей этих групп, но ни к чему не привели. О переписке групп интеллигенции и ведущихся между ними переговорах генерал Пепеляев был осведомлен…»
[1242].
Еще 7 декабря 1922 г. Куликовскому от его бывшего ученика, члена РКП (б) Редникова было направлено письмо, в котором «бывший якутский реалист» обвинял своего учителя в том, что он – «старый ветеран революции…, уважаемый всей учащейся молодежью Якутска, – слезно просил г. г. Дитерихса и Пепеляева встать на защиту попранных прав якутского народа», «вы призывали палачей народа восстать против этого народа…, неужели можно… стать совершенно беспринципным негодяем, призывающим белогвардейцев идти походом на Якутск?»
В ответном, весьма обширном письме-обращении (подписано 19 февраля 1923 г.) Куликовский отметил, что «честные революционеры и мыслящая интеллигенция» не может быть вместе с большевиками, которые вместо «произвола и насилия самодержавия» принесли в Россию еще худший произвол. Обращаясь к «интеллигенции», к «учащейся молодежи» с призывом сражаться за «Родину, науку и искусство», он утверждал, что только «союз разума и свободы создает свободомыслие, рождающее нравственность»
[1243].
Продолжая боевые операции, Пепеляев в середине февраля 1923 г. смог в урочище Сасыл-Сысы окружить крупный красноармейский отряд под командованием латыша И. Я. Стродта. Блокада продолжалась более двух недель, однако заставить противника сдаться Пепеляеву не удалось. К этому времени со стороны Якутска и Чурапчи на помощь осажденным выдвинулись свежие подразделения РККА.
Дальнейшие действия Дружины блокировались в довольно узком районе. Распространить операции на сопредельные части Якутской области не удалось. До Якутска Пепеляев не дошел, силы оказались раздроблены. Генерал оказался «заложником» собственных планов по окружению и разгрому красноармейских отрядов. Частично их осуществив (взятие Амги, блокада Сасыл-Сысы), Пепеляев рассредоточил свои не такие уж многочисленные отряды, а новых, существенных подкреплений от потенциальных «белоповстанцев» не получил. Резервов не хватало, а «коммуникационные линии» («старый Якутский тракт»), связывающие Амгу с побережьем, были неустойчивы. В начале марта 1923 г. численно превосходящие Дружину красноармейские подразделения стали сосредоточиваться для решающих контрударов. Была снята блокада отряда Стродта, а 2 марта один из красных отрядов окружил и после ожесточенного боя взял Амгу штурмом. Куликовский, чтобы избежать плена, принял яд. Центр сосредоточения сил для удара по Якутску оказался утраченным, и надежды на скорое взятие центра Восточной Сибири не сбылись.
7 марта 1923 г. Пепеляев принял решение отступать к Охотскому морю. «Якутский поход» не достиг своей главной военно-политической цели – создания прочной базы антибольшевистского сопротивления. Да и можно ли было рассчитывать на это уже на третьем году провозглашенного в стране НЭПа, в условиях, когда уже стал реальностью СССР, включивший в свой состав и якутскую автономию? В своем обращении к Дружине генерал теперь прямо говорил о «возвращении» в Китай: «Братья-добровольцы, мы исполнили свой долг до конца. Измученная коммунистами наша Родина требовала наших жизней. Мы их безропотно отдали за благо ее. По призыву представителей якутского населения помочь народу в борьбе с врагами, мы пошли и на этот далекий, холодный и дикий север. Многие из нас сложили свои кости в этой пустыне. Мы же, оставшиеся в живых, обречены на худшие еще испытания: мы идем навстречу жестокой неизвестности. Неизбежно испытаем: голод, холод и тяжелые походы при слабой надежде на спасение. Удастся ли нам выбраться обратно на территорию Китая, трудно сказать, при отсутствии помощи…»
[1244].
