Наконец, третьим вариантом организации власти можно считать некий «синтез», сочетание форм двух вышеназванных типов «диктатур», при котором верховная власть принадлежала единоличному правителю (как правило, военному), но его полномочия ограничивались представительными органами или достаточно сильным полномочным правительством. Примеры подобного рода: Правительство Северо-Западной области и «диктатор» генерал Юденич; Земско-городское Совещание и «диктатор» генерал Миллер на белом Севере в начале 1920 г.; Российское правительство, созываемое Государственное Земское Совещание и Верховный Правитель Колчак в Сибири в конце 1919 г.; Краевое Народное Собрание и Главком атаман Семенов в Забайкалье летом – осенью 1920 г. Однако подобные варианты возникали в условиях ухудшения положения на фронтах, роста повстанчества в тылу и по сути носили временный, переходный характер и не отличались достаточной стабильностью, равно как и продолжительностью существования.
Примечательно, что вышеперечисленные способы создания и легитимации власти вполне вписывались в политико-правовые проекты, разрабатываемые еще в 1918 г. По точному замечанию Астрова, существовала «дилемма»: «Диктатор или директория. Власть, возникающая из действующей реальной силы, или власть, образуемая путем сговора». Довольно четко эта идея была провозглашена также на Ялтинском (в марте 1919 г.) совещании членов ЦК кадетской партии. При варианте «диктатора», признанного «центром», «собирание сил… определяется «действиями из центра», а гражданский порядок на местах и строительство местной жизни осуществляется органами местного самоуправления… Краевые государственные образования, стремящиеся к объединению России, сохраняются временно в качестве гражданской власти, впредь до образования Единой России».
При этом, правда, считалось, что центральная власть «диктатора» обязана опираться на принципы правопорядка и элементы легитимного представительства. Следовало, чтобы «центры Всероссийского объединения (армии) объявили во всеобщее сведение те общие нормы, которые определяют порядок закономерного действия власти, привлекали в состав высших органов управления лиц, пользующихся общественным доверием, обнародовали бы декларации о задачах деятельности в переходный период, впредь до определения Народным Собранием постоянной государственной власти и создали в возможно короткий срок твердый гражданский порядок в воссоединяемых областях»
[1253].
Существенным является также анализ специфики представительных структур, форм взаимодействия с «общественностью» при вышеназванных вариантах организации власти. Для первого – характерным признаком является опора на общественно-политические организации, на политических деятелей – правых или правоцентристских убеждений. При этом подобные организации могли не иметь партийного характера, а представлять собой своеобразные «протопартии», объединяющие в своих рядах как членов «дореволюционных» партий, так и беспартийных политиков.
Примерами подобного рода служат Всероссийский Национальный Центр, Совет Государственного Объединения России. Избирательная система, применявшаяся для создания представительных структур, строилась в данном случае как основанная на различных цензах и куриях. Выборы могли не носить всеобщего характера или могли заменяться делегированием представителей от отдельных, уже избранных структур (как это предполагалось, например, при проведении земской реформы в Крыму в 1920 г.).
Для второго варианта характерным становилась более высокая степень «демократизации». Предпочтение отдавалось использованию в избирательных системах принципов всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, что позволяло повысить степень легитимности власти (как это было, например, в белом Приморье при проведении выборов в Приамурское Народное Собрание летом 1921 г.).
Что касается специфики разрешения «национального вопроса» в политических программах белых правительств, то здесь приоритетным принципом становилось признание важности согласования своих позиций в отношениях с возникшими после февраля – октября 1917 г. «государственными образованиями». Формально деятели Белого движения не игнорировали ни одного, даже самого незначительного, с точки зрения «всероссийских интересов», «образования». С ними велись переговоры, заключались соглашения, делались попытки создания военно-политических коалиций (что было особенно характерно для последнего периода Белого движения – 1920–1922 гг.).
Наиболее приемлемыми формами будущего государственного устройства России признавались автономия (в политических программах 1918–1919 гг.) или федерация (в политических программах 1920–1922 гг.). Возврат к унитарному варианту исключался. Причем разница в понимании этих терминов (как считал проф. Крамарж) политиками и правоведами Белого дела была относительной. Наиболее сложные проблемы возникали в случае необходимости «признания» новообразования. И если для Польши и, в конечном счете, Финляндии декларировалась «независимость», то в отношении остальных «государственных образований» предстоял долгий путь переговоров, компромиссов, соглашений и договоренностей по вопросам «разделения полномочий» между центром и регионами (в случае «федерализации») или установления границ, «раздела государственного долга» (в случае признания «независимости»).
«Траектория» эволюции в политическом курсе Белого движения представляется, в конечном итоге, следующей: от директории, с обширными полномочиями («коллегиальной диктатуры») в 1917–1918 гг., через признание необходимости единоличной диктатуры, использующей определенную представительную поддержку (1919–1920 гг.), к «соборно избранной» и «соборно утвержденной» монархии, с полномочиями, близкими к варианту «президентской власти» (1922 г.); в форме государственного устройства – от восстановления «единой и неделимой» России в прежних границах (за исключением Польши и Финляндии) до признания возможности некоего союза новых государственных образований. Решение внутренних проблем, восстановление сильного, авторитетного всероссийского центра гарантировало бы и международное признание России как важнейшего фактора мировой политики в послевоенной системе межгосударственных отношений.
Конечно, не исключая политико-правовые особенности Белого движения, следует учитывать, что именно военные неудачи на фронтах составили главную причину его поражения во время гражданской войны. Поиск и апробация новых государственных моделей, реконструкция старых структур власти, не спасали от нехватки резервов (Гражданская война вообще отличалась их острой нехваткой, фактическим отсутствием у обеих воюющих сторон), пушек, снарядов, патронов. А провозглашение политического единства в лице Верховного Правителя Российского Государства адмирала А. В. Колчака – не гарантировало от несогласованности и несвоевременности военных усилий на фронтах.
И все же, помимо военных факторов, уместно перечислить и социально-политические причины поражения противников большевизма. Как уже отмечалось, Белое движение, объединявшее в своих рядах представителей различных политических движений и социальных структур, не могло избежать внутренних противоречий. Существенными были конфликты между военными и гражданскими властями на занятых белыми территориях.
