Практически все вышеперечисленные положения встретили поддержку Врангеля. Главком тщательно выделял особенно важные и интересные для него тезисы и, возможно, использовал их в разработке своего «нового курса». Но вот в отношении тезиса Махрова о «срочной разработке реформы отправления гражданского судопроизводства» Врангель оставил примечательную отметку: «Проект едва ли применим для Крыма при настоящем его положении – осажденной крепости. Аппарат управления во всех отраслях должен быть прост и не носить характера общегосударственной Российской власти, пригодной для управления лишь при нормальном течении жизни страны». Таким образом, Главком обозначил важность отказа от всероссийских притязаний, важность перехода к установлению сугубо региональной системы управления, что в период весны 1920 г. для Врангеля было гораздо актуальнее притязаний на всероссийскую преемственность в Белом движении
[310].
В течение апреля – мая 1920 г. политический курс, по убеждению нового Главкома, следовало изменить с учетом «ошибок прошлого». Но если в ноябре 1919 г. – феврале 1920 г. критика политических «ошибок» деникинского правительства указывала в основном на «недостаточный демократизм» и явное преобладание военных методов управления, то весной 1920 г. акцент был перемещен на проблемы тыла, ошибки во взаимоотношениях с казачеством и окраинными «государственными образованиями». В своем интервью представителям крымской печати, данном в апреле 1920 г., Врангель так определил причины военных и политических неудач предшествующего периода Белого движения: «Стратегия была принесена в жертву политике, а политика никуда не годилась. Вместо того чтобы объединить все силы, поставившие себе целью борьбу с большевизмом и коммуной, и проводить одну политику – «русскую», вне всяких партий – проводилась политика «добровольческая», какая-то частная политика, руководители которой видели во всем том, что не носило на себе печать «добровольцев», врагов России… В итоге, провозглашая Единую, Великую и Неделимую Россию, пришли к тому, что разъединили все антибольшевистские русские силы и разделяли всю Россию на целый ряд враждующих между собой образований».
В эти месяцы для Врангеля характерно активное стремление отказаться, хотя бы на словах, от лозунгов «всероссийского характера». Очевидно, что сделано это было скорее по тактическим соображениям. Ведь официально еще продолжалась подготовка к возможному перемирию с РСФСР при посредничестве Великобритании. Поскольку английское правительство (в отличие от советских требований) настаивало на равноправном участии в переговорах советской делегации и делегации ВСЮР, то можно было усмотреть в этом «фактическое признание» (по толкованию норм международного права) врангелевского правительства в той территории, которая прикрывалась белым фронтом. Но положение этого фронта в первые месяцы пребывания в Крыму еще не давало надежд на широкомасштабные наступательные операции, а убеждало лишь в возможностях временного удержания крымских перешейков для подготовки эвакуации. Все это предопределяло переход на положение некоего «лимитрофного характера», выразившееся позднее в образе «острова Крым» (по одноименному роману В. Аксенова). В 1920 г. в ходу был более верный термин – «крепость Крым». Характерен в этом отношении текст приказа о закрытии «Донского вестника»: «Бьет двенадцатый час нашего бытия. Мы в осажденной крепости – Крыму. Успех обороны крепости требует полного единения ее защитников. Вместо этого находятся даже старшие начальники, которые политиканствуют и сеют рознь между частями. Пример этому – штаб Донского корпуса. Передо мной издание штаба – «Донской вестник». Газета восстанавливает казаков против прочих не казачьих частей Юга России, разжигает классовую рознь в населении (крайне субъективная оценка, сложившаяся под впечатлением от статей в первых четырех номерах газеты. – В.Ц.) и призывает казаков к измене России».
Смысл определения «осажденная крепость» можно рассматривать как своеобразную трансформацию принципов «областничества», характерных для первых периодов Белого движения: будучи одним из первоначальных фрагментов модели будущего государственного устройства, областничество давало возможность стабилизировать конкретное положение на местах, в какой-то степени подобное сложившемуся в белом Крыму в 1920 г. Считалось необходимым в первую очередь оживить местную экономику, ввести устойчивый, пользующийся доверием местного населения политический порядок в масштабах конкретной территории (области), отдельного государственного образования, а затем уже включаться в «возрождение России». В упомянутом выше интервью представителям крымской печати генерал утверждал: «Мы в осажденной крепости, и лишь единая твердая власть может спасти положение. Надо побить врага прежде всего, сейчас не место партийной борьбе. Когда опасный для всех призрак большевизма исчезнет, тогда народная мудрость (в представительном Собрании. – В.Ц.) найдет ту политическую равнодействующую, которая удовлетворит все круги населения. Пока же борьба не кончена, все партии должны объединиться в одну, делая деловую внепартийную работу. Значительно упрощенный аппарат управления мною строится не из людей какой-либо партии, а из людей дела. Для меня нет ни монархистов, ни республиканцев, а есть лишь люди знания и труда… С кем хочешь, но за Россию! – вот мой лозунг» (превратно трактуемый в советской и отчасти в современной исторической публицистике как девиз: «Хоть с чертом, но против большевиков!» – В.Ц.).
Врангель так определил основную задачу возглавляемой им власти: «Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа». Декларировалось намерение создать из Крыма своего рода плацдарм, на котором можно было реализовать новую политическую программу, создать «модель Белой России», альтернативную «России большевистской».
Во время встречи с председателем севастопольского отделения Совещания государственных и общественных деятелей, членом ЦК кадетской партии П. Д. Долгоруковым 15 мая 1920 г. Врангель согласился с тем, что даже «приезд Милюкова желателен и возможен», высказавшись тем самым за «политику свободных рук»: «Я и представителям союзников говорю, что буду благодарен всякому, кто поможет освободить Россию от большевиков. Нам не приходится разбираться, приходит ли помощь от эфиопа, от эскимоса ли, лишь бы это была реальная помощь».
Аналогичные соображения были высказаны Врангелем в беседе с В. В. Шульгиным, приехавшим в конце июля в Крым из занятой советскими войсками Одессы и сотрудничавшим в газете «Великая Россия»: «Политику завоевания России надо оставить… Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке сделать жизнь возможной…, чтобы показать остальной России; вот там, у вас, коммунизм, голод и чрезвычайка, а здесь идет земельная реформа, заводится порядок и возможная свобода… Тогда можно будет двигаться вперед, – медленно, не так, как мы шли при Деникине, медленно, закрепляя за собой захваченное. Тогда отнятые у большевиков губернии будут источником нашей силы, а не слабости, как было раньше… Втягивать их надо в борьбу по существу, чтобы они тоже боролись, чтобы им было за что бороться». Схожие позиции высказывал Шульгину и Кривошеин, говоривший о неизбежности «зимовать в Крыму» (зима 1920/21 г.) и «ждать одного из двух исходов: или большевики после всевозможных эволюций перейдут на обыкновенный государственный строй – тогда, досидевшись в Крыму…, можно будет с ними разговаривать… Другой конец… они, вследствие внутренних причин, ослабеют настолько, что можно будет вырвать у них из рук этот несчастный русский народ, который в их руках должен погибнуть от голода… Вот на этот случай мы должны быть, так сказать, наготове, чтобы броситься на помощь… Это значит, что на этом клочке земли, в этом Крыму, надо устроить человеческое житье… Мы, так сказать, опытное поле, показательная станция… С этой точки зрения важны и земельная реформа, и волостное земство, а главное – приличный административный аппарат»
[311].
