Единственным военным соглашением между частями ВСЮР и Войском Польским стал договор от 17 февраля 1920 г., заключенный в м. Солодковцах между командованием отступавших к Польше частей Войск Киевской Области (генерал-лейтенант Н. Э. Бредов, полковник Б. А. Штейфон и от казачьих частей – полковник В. Ф. Белогорцев) и представителями Польши, прибывшими из Варшавы и специально уполномоченными на подписание соглашения Главным Командованием Войска Польского (личный адъютант Пилсудского, ротмистр князь С. Радзивилл, доктор майор С. Руперт, поручики Т. Кобылянский и И. Мощинский). Договор сразу же позиционировал экстерриториальность российских воинских частей. Генерал Бредов был представлен как «командующий отдельной Русской Армией, составляющей часть армии генерала Деникина». Подразделения ВСЮР «полностью принимались» на территорию Польши, а командование Войска Польского гарантировало «сделать все возможное для возвращения всех солдат и офицеров частей этой армии, а также и семейств, находящихся при них, на территорию, занятую армией генерала Деникина». Вооружение «армии генерала Бредова» «оставалось ее собственностью», хотя, находясь на территории, занятой польскими войсками, российские воинские части сдавали оружие «на сохранение». При этом «взятое на сохранение оружие будет возвращено армии генерала Бредова в момент оставления ею Польской территории, поскольку это оставление окажется возможным по международным условиям» (личное оружие офицеров сохранялось при них в любом случае). Полковые знамена, канцелярии и архивы оставались «на сохранении у командиров этих частей». Лишь конский состав покупался польским командованием «по ремонтным ценам». Войска обязаны были пройти «карантин» в польских медицинских учреждениях из-за начавшейся эпидемии тифа. Важное значение имели последние (12-й и 13-й) пункты договора, согласно которым генерал Бредов беспрепятственно вел переговоры «с польскими властями и представителями иностранных держав, в целях изыскания способов дальнейшего отправления его войск к армии генерала Деникина». Но до тех пор, пока соглашение об отправке не было достигнуто, «армия Бредова» могла выступить на антибольшевистский фронт и занять на нем любой участок согласно указаниям Главного Командования Войска Польского». Таким образом части ВСЮР были не интернированы и разоружены (как это произойдет в декабре 1920 г. с частями 3-й Русской и Народной Добровольческой армий), а конфинированы, то есть сосредоточены в определенных пунктах с сохранением вооружения и перспективой скорой отправки на фронт.
По оценке полковника Штейфона, «наше пребывание на польском фронте является лучшим временем, проведенным отрядом в Польше». Польское командование проявляло максимум предупредительности и лояльности к отступившим частям ВСЮР. Многие офицеры ВСЮР и Войска Польского были связаны общей службой в Российской Императорской Армии. Сразу же после отправки в тыл больных и беженцев подразделения «Бредовского отряда» заняли участок советско-польского фронта и в течение почти двух месяцев (февраль – март 1920 г.) находились в «боевой линии». Было запланировано даже наступление «Бредовского отряда» на Украину, на соединение с основными силами ВСЮР. Сам Бредов ездил в Варшаву, встречался с Пилсудским 30 марта 1920 г. и получил от него «искренние заверения в содействии в вопросе о возвращении на Родину» его подразделений. Посильную помощь оказывала и российская военная миссия в Варшаве во главе с полковником Е. П. Долинским. Положение ухудшилось после того, как польская армия, взяв Киев и успешно продвигаясь в Белоруссии, стала относится к «бредовцам» не как к «союзникам», а как к «нежелательным русским». Части были размещены в специальных лагерях, комендатура которых постоянно нарушала их «статус». Росло количество заболевших от тифа, продовольственное и санитарное обеспечение становилось неудовлетворительным, оружие и лошади были отобраны. Так, например, в оценке одного из офицеров 2-го Таманского казачьего полка сотника Ташуры, в лагерях «начался форменный грабеж», а польские коменданты заявляли: «Мы воюем не с большевиками, а с русскими…, в лице каждого русского они видят врага».
Тем не менее нужно отдать должное официальным польским властям, которые совместно с российским командованием разработали специальную инструкцию для комендантов, в которой подчеркивалось, что «русские войска, находящиеся в Польше, отнюдь не могут быть рассматриваемы как военнопленные, и режим, установленный для последних, не может быть применяем к частям отряда; исполняя общие правила, издаваемые военным министерством, русские войска сохраняют свой внутренний порядок». В инструкции отдельным пунктом стояла недопустимость объединения чинов «Бредовского отряда» с военнопленными красноармейцами, «необходимость в целях общего порядка более изолировать наши войска от большевиков, совместная жизнь с которыми, по разности идеологии, недопустима». Летом 1920 г., в начале наступления РККА на Львов и Варшаву, отношение к «бредовцам» снова изменилось, и командование Войска Польского начало активно содействовать их отправке в Крым. По воспоминаниям Штейфона, «генералом Врангелем и действиями армии в Крыму интересовались, и мы были, что называется, «в моде». В результате в августе – сентябре 1920 г. части «Бредовского отряда» полностью, с оружием, эвакуировались из Польши в Крым, где вошли в состав Русской армии
[362].
Таким образом, к весне 1920 г. стало ясно, что перемен в российско-польских отношениях не избежать. Примечательна характеристика перспектив сотрудничества с Польшей, данная российским послом в Париже Маклаковым. По оценке Г. Н. Михайловского, Маклаков («не дипломат по профессии, но человек выдающегося ума») «поставил перед Деникиным дилемму: либо с поляками против Советов, либо с Советами против поляков. Эта дилемма произвела на ростовских политиков ошеломляющее впечатление, но впечатлением все и кончилось». Михайловский называл «ахиллесовой пятой» дипломатию белого Юга: «Именно в польских делах дипломатия Добровольческой армии потерпела катастрофу». Исправляя ошибки Деникина, следовало принять такую «польскую комбинацию»: «Если Польша доведет до разрыва с большевиками и пойдет их бить, заявляя, что этим не предрешает вопроса о границах, что хочет быть в дружбе с Россией, и размежуется с ней по воле населения, то по этой комбинации – нам не надо возражать, не призывать к войне с ней; а приняв к сведению ее заявление, идти вместе с ними»
[363].
Первоначально, однако, Врангель не стремился к заключению каких-либо специальных соглашений с польскими военными и дипломатами. Правда, еще в апреле Врангель предполагал отправить в Варшаву «специальную миссию для переговоров относительно отряда Бредова». Согласно сообщению Маклакова главе временной дипломатической миссии в Варшаве Г. Н. Кутепову от 24 апреля 1920 г., «Врангель высказывает пожелание упрочения дружбы между Россией и Польшей и сотрудничества их вооруженных сил. Первым шагом к этому, по его мнению, могло бы быть передвижение отряда Бредова в район правого фланга польских войск для введения его в дело против большевиков наряду с поляками». Но в целом позиция нового Главкома сводилась к принципу, точно отмеченному Михайловским: «Это была идея «параллельных» военных действий Польши и врангелевской армии, без каких-либо соглашений с поляками». Весьма оригинально, с точки зрения Михайловского, выражал специфику «крымских» настроений Струве, который «нашел вышеуказанный выход «параллельности» действий поляков и врангелевцев, обосновав его идеологически так: польско-советская война есть на самом деле национальный спор русских с поляками, нельзя выигрывать «национальное дело» спасения России от большевиков путем союза с историческими врагами России. Поэтому «Национальная Россия» в лице Врангеля не может в советско-польской войне занять иное положение, чем положение «нейтралитета»
[364].
