Когда её не стало, мне казалось, что Влад вздохнул с облегчением, ведь что может быть хуже, чем сумасшедшая жена, тем более у такого влиятельного человека, казалось, он намеренно держал ее в клинике до последнего, хотя мог бы забрать домой, и я ненавидела его за это. Позже, остыв и примирившись, осознала, что винить отчима было неправильно, неблагодарно, ведь он старался. Вместо того, чтобы жить полноценной жизнью, он каждый день мотался в клинику, параллельно занимался мной. И я снова зауважала его, перестала изводить своими выходками, начала слушаться. Даже согласилась ходить в художку, хотя ненавижу рисовать, лишь бы только Влад был доволен. С каким же упоением он рассматривал мои ничем не выдающиеся каракули после уроков, все искал в них что-то особенное, какой-то почерк, характер, хотя я видела в них только одно — тотальную бездарность. Но раз ему нравилось, значит, Алиса молодец. Теперь-то понятно, откуда все эти восторги. Просто он пытался умаслить меня, я же параллельно умасливала его, не подозревая об истинных мотивах Влада.
Вдруг в дверь постучали, отчего я подпрыгнула на кровати, а сердце заметалось в грудной клетке.
Глава 6
— Алисочка? — к счастью, это была Лидия Петровна. — Ты ужинать будешь? У меня все готово.
— Нет, спасибо, — даже открывать ей не стала, не хочу никого из них видеть.
Что-то она там еще пробормотала, после чего ушла, и снова наступила тишина. За окном тем временем стемнело окончательно. Я же поспешила выключить основной свет, оставив лишь маленький ночник. Думала, наивная, мне это поможет. Мол, подонок решит, что я сплю, и обойдет комнату стороной. Как бы не так…
Отчим приехал спустя полчаса. Окна спальни как раз выходили на передний двор, на въездные ворота. И меня затрясло. Я обхватила себя руками, принялась раскачиваться. Захотелось разбить окно и выпрыгнуть, когда до ушей донеслись звуки его шагов, а когда он постучал в дверь, я резко остановилась.
— Алиса? Ты спишь?
В надежде, что молчания для него будет достаточно, я и дышать-то перестала. Но он все равно зашел.
— Конечно, — устало улыбнулся, — не спишь…
И направился к креслу. Завсегдатаем моей комнаты Влад никогда не был, но если и заходил, то выбирал именно это кресло, что стояло в двух метрах от кровати у окна. Надо бы включить свет, сидеть с ним в полумраке еще хуже. Словно оказалась в одной клетке со зверем, который то ли сыт, то ли наоборот, ужасно голоден и вот-вот набросится. С таким выражением лица Влада не прочитать, не понять. Однако, чтобы включить свет, надо встать с кровати, а у меня словно ноги онемели.
— Я бы хотел обсудить с тобой предстоящий праздник…
Какой к дьяволу праздник? Неужели он считает, что я хочу подарочки и тортик со свечками?
— Ты же знаешь мою секретаршу Кристину, так вот, я ей поручил заняться подготовкой. Но она интересуется твоими вкусами, интересами. Может, ты вообще хочешь чего-нибудь необычного?
— Я, — кое-как вдавила из себя, — я не хочу праздновать.
— Все-таки восемнадцать лет, Алис. Серьезная дата.
Угу, серьезнее некуда. Я ж стану совершеннолетней и со мной можно будет творить всё, что угодно без риска пойти по статье.
— Прошу, не надо ничего устраивать.
— А я настаиваю, — положил руки на подлокотники.
— Так, кому, выходит, нужнее этот праздник. Мне или тебе?
— Думаю, нам обоим он важен. Ведь после мы с тобой…
Но я закрыла глаза, замотала головой. Всем своим видом умоляя его заткнуться.
— Не поступай так со мной, Влад. Это неправильно, противоестественно, — снова посмотрела на него. — Так нельзя.
— Сердцу не прикажешь, милая, — откинулся на спинку кресла, — и потом, что значит противоестественно? Вот отец и дочь, это противоестественно, брат и сестра противоестественно, и прочие близкородственные связи. Что до неправильности. Неправильно, когда взрослые домогаются до несовершеннолетних. А мы с тобой не родственники, и ты вот-вот станешь совершеннолетней.
— А ничего, что я считала тебя отцом? Видела в тебе отца.
— Со временем ты перестроишься, — пожал плечами, будто говорил о какой-то вредной привычке, не более.
— А чувства? Как с ними? Я к тебе не испытываю ни любви, ни симпатии.
— И это наживное. Я готов ждать.
— Ждать? Ждать чего? Любви?
— Да.
— Параллельно имея меня? — чуть не задохнулась от нахлынувшей злости.
— Ты кое-чего не понимаешь просто. Я не собираюсь тебя иметь, Алиса. Того, кого любят, не имеют.
— Кажется, это ты чего-то не понимаешь, — вцепилась в край матраса, — это ты не понимаешь!
— Не шуми, Алис, — и подался вперед, — не надо. Ты хорошо меня знаешь. Ты знаешь, что я все равно сделаю так, как нужно мне. Пусть для тебя мои слова звучат грубо, оскорбительно, как ты там сказала, противоестественно, но мы будем вместе. Я тебя никому не отдам.
— Потащишь в ЗАГС против воли? И не смутит, что я буду сопротивляться?
— Конечно, ты можешь сопротивляться, только есть один нюанс, который мы сейчас и обсудим. Вернее, я скажу тебе, как все будет в том или ином случае.
— И?
— Если ты проявишь благоразумие, то будешь жить, окруженная любовью и заботой. Если же решишь бунтовать, то я буду вынужден пойти на крайние меры. Не забывай, какой диагноз поставили твоей матери. Очень часто, Алиса, шизофрения передается по наследству.
— То есть, — прошептала из последних сил, — ты упечешь меня в психушку? Так что ли?
— Я сказал достаточно, а ты умная девушка, чтобы сделать правильные выводы из моих слов, — поднялся, — хороших снов, — после чего устремился к двери, однако прежде чем уйти, добавил, — все-таки поужинай. Лидия Петровна только для тебя и старается.
Ублюдок! Мразь! Но черта с два я сдамся! Уж лучше в психушке оказаться, чем в одной койке с этим нелюдем. Однако в психушку я тоже не собираюсь. Пусть считает, что запугал, пусть верит в свою вседозволенность.
