— Ты сама, — сказал я, и напустил невинности во взгляд. — Ещё футболку меня стянула, насилу утихомирил, аж фиксировать пришлось объятьями. Такая вот она, вода родниковая…
Любка вспомнила про воду и метнулась на кухню. Нашла её безошибочно — дом маленький, деревенский. Вот в том доме, что наозере, ей пришлось бы поплутать. Зашумела вода, видимо, пьёт прямо из под крана. Затем стон.
— Господи, разгар рабочего дня, мать твою…
Завозилась, надевая кроссовки, на носки исчезнувшие видимо забила. Решила свалить по английски, но что-то в её плане явно пошло не так. Скрипнула открываясь дверь, а потом захлопнулась… Любка вернулась в комнату притихшая и бледная.
— Там, — прошептала она. — Там наверное весь колхоз.
Я подошёл к окну и выглянул за занавеску. Забор вокруг огорода обычный — штакетник. А за ним и парочками, и группами, и по одному прогуливается народ. Даже в день моего приезда такого ажиотажа не было. И главное, ни одного магазина даже рядом, ничего интересного вообще, но это не мешает им. Гуляют — пятьдесят метров в одну сторону, пятьдесят в другую. И шеи тянут к моему дому, совсем как селезень, пытаются рассмотреть, что же там за шторами творится.
— Позор, — причитала Любка.
— И замуж не возьмут, — заключил я.
Вспомнил про коня, про платье с рюшками и смешно стало. Любка моего смеха отчего-то не оценила, совсем нет чувства юмора у человека. Ну и ладно, зато на ощупь приятная.
Глава 13. Люба
В голове тихонько звенело, я решила — вот если выберусь из этой ситуации живьём, то ни за что, никогда в жизни самогонку пить не буду, а может вообще пить не буду, даже квас. Как я сюда попала я понимала, все же, память не отшибло, но легче от этого не становилось. Вот только со слишком боевым задором и немного заплетающимися ногами иду верить справедливость, а вот уже просыпаюсь в одной постели с мистером великолепный торс. В промежутке — Анжела. Я всегда знала, что не стоит принимать её всерьёз. Она могла напакостить, да, но по мелочи. А если не трогать её, вовсе обходить сторонкой, можно было существовать без проблем. С Анжелой просто нужно было смириться, в моей жизни на любом этапе такая «Анжела» находилась. Всегда.
— Думаешь, всех уделала? — спросила она.
Я была настроена достаточно радушно, тем более, спасибо самогону даже не сразу въехала, что ей от меня вообще нужно. Смотрю на неё растерянно, боевой пыл ускользает, я буквально слышу этот пшик — будто шарик сдувается медленно.
— Ты о чем? — на всякий случай спросила я.
— Он тебя трахнет и бросит! — крикнула она запальчиво. — Вот и все! Ничего в тебе кроме косы рыжей нет! Ах да, у тебя же ещё ребёнок, ты у нас невестушка с довеском, брошенка! Вот и катись, носки вяжи бабке на продажу у трассы, не хрен тут задницей крутить!
Развернулась и ушла. А меня силы оставили, все бросила на то, чтобы стоять ровно, пока из неё это дерьмо льётся. Она ушла, а я дошла до беседки-курилки и села. Думаю, а что у меня есть, кроме косы и дочки? И правда ни-че-го. Только с чего она взяла, что мне их миллионер нужен? В этой гонке я участвовать не желаю, я только зритель, это я поняла ещё тогда, когда Хабаров, весь такой блистательный вошёл в аудиторию первый раз. Одногруппницы потом сказали, что всю пару в мокрых трусах ерзали… Нет, не хочу, не желаю… Но так обидно вдруг стало, словно с грязью смешали, что алкоголь внезапно решил вылить я из меня слезами, а потом, потом…
Потом я проснулась в одной постели с Хабаровым. Он слегка сонный, привычно блистательный, торс такой, хоть на обложку. А у меня одежда помялась, коса растрепалась и наверняка перегаром разит. Позорище! И вдобавок все рьяные споетницы колхоза тут, под окнами гуляют… Зрелищ ждут. И буду я в их глазах именно такой, какой меня Анжелка выставила — брошенкой, крутящей задницей перед заезжим миллионером.
— Это конец, — простонала я.
— Думаешь? — Хабаров лениво прошёл к окну, отдернул шторы, потянулся, а я на пол сползла, не дай бог кто увидит. — И что делать будешь?
Я задумалась. Что? Да хоть об стенку убейся, ничего не сделать, сплетни теперь год идти будут.
— У тебя нет случайного подземного хода, чтобы прямо до самой конторы?
— Я обычный русский миллионер, а не граф Монте-Кристо, — оскорбился Хабаров. — Предлагаю расслабиться, если уж ты на улицу боишься. В душ сходи, у меня мартини есть…
На мартини меня перекосило. Подползла в окну на четвереньках, глянула одним глазком — стоят сплетницы, торсом любуются, окаянные. Я подумала — а вдруг само рассосётся? Схожу и правда в душ, выйду, а тут никого, и спокойно домой побегу. Огородами, на четвереньках… Потом вспомнила про бабушку, про двух зайцев и снова за голову схватилась — покажет мне, где раки зимуют, как пить дать.
Решившись я и правда в душ пошла — сейчас им надоест и они разойдутся. Хабаров выдал мне пушистое, подозрительно розовое полотенце, которое с его мужественностью не очень вязалось.
— У меня конечно есть твои трусики, — сказал он. — Но их я сохраню на долгую память, так что там как-нибудь… без сменки.
Вот подлец! Я вспыхнула и дверь захлопнула. Душ тут не чета моему, с пятидесятью литрами горячей воды, хоть какой-то плюс моего положения. Мылась я долго, а точнее — просто стояла пол струями воды, опасаясь выходить наружу. Снаружи — Хабаров с торсом, куча сплетниц… а тут водичка тёплое, в сто раз лучше. Затем завернулась в розовое полотенце и вылезла.
Последствия пития родниковой воды ощущаются во рту так, словно язык горькой плёнкой обтянуло. Порылась в шкафах — целая упаковка щёток, штук пять, все дорогие. Думаю, бюджет миллионерский потерю одной переживёт. Полотенце норовит выскользнуть и упасть, одной рукой придерживаю копну мокрых волос, в другой щётка. Футболку пока не трогаю, она аккуратно расправленная висит на змеевике, я надеюсь вернуть ей нормальный, менее мятый вид.
— Это же не моя щётка? Я знаешь ли, щепетилен в таких вопросах…
Я вздрогнула, полотенце наконец вырвалось на волю и упало, Хабаров в дверях стоит… Наклонилась, скорее подобрала, к себе прижала — буквально трясёт.
— А я разве не сказал, что замок на двери сломан?
Я просто сломана, растоптана, у меня нет сил сражаться.
— Хабаров, — прошу я. — Уходи, пожалуйста.
— А может, не стоит? — и смотрит на меня тяжело так, с прищуром, даже коленки подгибаются. — Репутации твоей конец… Чего терять, ты мне скажи?
И ко мне шагает. Я — назад. Уперлась в бортик ванной, дальше отступать некуда. Задница голая, обеими руками за полотенце цепляюсь, причём на правой — крошечные брызги зубной пасты.
— Хабаров…
— Тссс..
Он меня не трогает. Пока не трогает… схватился бы за голый филей, я бы наверное махом протрезвела и заверещала бы так, что всем сплетницам уши заложило. Это уже на уровне рефлексов — у меня был только один мужчина, мой муж, заниматься сексом с другими я просто не привыкла, не умею… Но за мои прелести он не хватается. Наклоняется и тихонько трёт я кончиком носа о мой нос. Странная такая ласка, мы с Маришкой так делаем. Потом лёгким поцелуем касается лба, глаз по очереди — это вынуждает меня опустить веки… стою, глаза закрыты, и вся полна долбаного предчувствия, что вот сейчас поцелует в губы. Да я жду этого. Права наверное, Анжелка, и все эти бабы, что гуляют вокруг дома. Пропащая я. Вертихвостка. И да, вот ещё немного и я плюну на свою репутацию, от которой и так ничего не осталось.
