— Точно. С фингалом, правда, но у него теперь два качка рядом для авторитета.
Дальше события продолжали радовать не меньше. Председатель нашёлся в бане, парился он. Вытащил его, живот дряблый белый, грудь обвисшая волосатая, кальсоны по колено, которые успел натянуть, как меня увидел — красота. И все жировые складки мелко-мелко трясутся, видать, со страху.
— А если страшно, — прошептал я. — Какого хрена творишь?
— Ну я, — промямлил он. — Ну она… трактор сгорел, новый между прочим трактор.
— Ты за него из своего кармана платил?
Я бы ему и одеться не дал, но девочку зрелищем обвисших мужских сисек пугать не хотелось, поэтому позволил натянуть халат и тапки. В таком виде мы его и отвезли в участок, что располагался в избе с синей крышей. Едем, а девочка на него смотрит, как на врага народа, председатель жмётся, то краснеет, то бледнеет.
— Не смотри на дядьку, — попросил я. — Видишь, он маленьких девочек боится.
Она прыснула со смеху — тоже хорошо, хватит реветь и представлять себе страшную жизнь без телевизора. Уже в участке замученная женщина средних лет в мятой форме устало на меня посмотрела.
— Думаете мне это не поперёк горла? — вздохнула она. — Да я терпеть не могу богачей, уж простите. И понимаю, что дело вынудят закрыть. Но сейчас не могу ни как, в район надо ехать, делу же ход дали… не могу я так сразу. И отзовите уже своих собак, затрахали…
И кивнула на мою юристку — огонь баба. Не в смысле, что красавица, в ней весу центнер, зато из него минимум десять килограмм на мозг. И плевать ей, что в выходной дёрнули в деревню из-за сгоревшего поля, надо, значит надо.
— Сейчас поедем, — кивнул я.
— Мне бы улики, — попросила оперша. — Хоть какие нибудь. Да хоть сфабрикуйте, только отстаньте уже от меня…
Я вспомнил, что одной из первых мер после поджога были камеры. Их установили на столбах вдоль посёлка, на всех выездах, даже на грунтовках, и на перекрёстках внутри села. Отмашку установить я ребятам дал, но не знал, работали ли они в полную меру, или нет. В общем в течение следующего часа камеры снимались со столбов под взглядами толпы зевак. К счастью, большая часть из них исправно работала. Может, что и получится… но даже если нет, я знал, что ночевать в участке Любка не будет.
— Мама звонила, — сказала мне Люба. — она задержится до позднего вечера, лекарства какие-то нужно купить. Ты Маришку пока деду отвези…
И ни слова про мужа, ни слов благодарности, ладно похер, не жду их, но хоть бы посмотрела на меня, а она все взгляд отводит. И меня выбешивает это, невозможно просто.
— Отвезу, — сказал я. — Езжайте, развлекайтесь.
Вся толпа, с юристами, с дрожащим председателем, с Любой, с операми отчалила в райцентр. Я остался — я обиделся. Я может герой геройский, а она на меня не смотрит. Поехал отвозить девочку к деду, благо папаша её куда-то делся и в суматохе про него забылось. Дело уже к вечеру, а я мало того, что обиженный — ещё и усталый. А дед сидит на крыльце и смотрит в пространство.
— Это вы, — обрадовался он. — А меня Яков зовут, Яков Петрович. Я сижу и жду вас, не знаю, когда Маришку привезёте.
— Привёз, — отрапортовал я.
— Тут такое дело… Лекарств нет в больнице нужных, надо в город ехать, пока аптеки не закрылись. Жену в районе подхвачу и поедем… бабушка у нас в больнице.
— Помощь нужна?
— Нет. — И правда, какая помощь, гордое же семейство, нужно догонять их, помощь впихивать насильно, а они вон не смотрят и сливу сделать обещают. — Если только… вы за Маришей не присмотрите? Я за часа четыре обернусь.
Я посмотрел на часы — время начало девятого. Ещё четыре часа? Да пиздец. А потом на девочку посмотрел — стоит и ждёт. Так устала, что все равно ей наверное, оставят её, или потащат куда на ночь глядя… И жалко её стало. В конце концов, она хлопот никаких не доставляет, а если смотреть по совести, так разумнее меня будет. Да и потом, вдруг папаша вернётся…
— Присмотрю, — согласился я со вздохом.
— Тогда в дом идите, там в холодильнике борщ, плов ещё есть, он совсем свежий, только разогрейте.
У меня настроение сразу поднялось. Я конечно жрал днем, но тогда было… до папаши, до ментов, до поисков председателя и камер. В общем очень давно. Поэтому деда отпустил даже с радостью, предвкушая встречу с холодильником и полноценной едой.
— Иди второго дядю миллионера разбуди, — сказал я девочке. — И ужинать будем.
Славка мирно спал в машине, подложив под синюю щеку ладошку. Если бы не знал, какой он говнюк, то умилился бы. Девочка без церемоний его растолкала, и следующие полчаса мы отдавали должное еде. Следовало признать — готовить в этой семье умели, я даже подобрел немного. На улице промычали возвращаясь с выпаса коровы, а я подобревший развалился на диване. Вот, снова хорошо. Только девочка ерзает, как на иголках.
— Тебе спать не пора? — лениво поинтересовался я.
— Нет… нам пора к бабушке. Ко второй.
— Её же дома нет.
— Я знаю, — вздохнула она. — Поэтому и пора. Там же Зорька пришла, мычит наверное, бедняжка, а её даже привязать некому.
Я не хотел. Честно. Сопротивлялся. Но… эта девочка! Она вспоминала про брошенную корову снова и снова, и ещё реветь принималась! А ещё говорила, что если с коровой что нибудь случится, то она этого точно не переживёт, она свою Зорьку больше людей любит. Я капитулировал.
Приехали значит, до бабушки, естественно хихикающий младший с нами. Корова и правда имеет место быть — рогатая. Рога страшные, а сама корова смотрит печально, будто и правда понимает, что её все бросили, я наверное совсем старый стал, но вдруг вспомнил про Хатико и снова растрогался. Загонять корову не пришлось — сама зашла. Стоит возле отполированный до блеска деревянной кормушки и устало ждёт, когда её привяжут.
— Давай же, — поторопил меня брат.
— Там рога, — напомнил я.
Корова меня не съела и даже не забодала. Обязал вокруг её шеи гремящую цепь, пристегнул, и снова героем себя почувствовал, а то почти повыветрилось. Вот он я какой — Молодец!
— Теперь спать, — скомандовал я.
Обернулся, темно уже почти, видно плохо, а девочка тащит табуретку. Мелкую. Эдакий маленький стульчик. Притащила, поставила возле меня и снова ушла. Вернулась с огромным ведром.
— Чего это ты? — насторожился я. — Что ты имеешь ввиду?
— Корову нужно подоить, — назидательно сказала девочка. — Если её не подоить, будет мастит. А если с коровой что-нибудь случится, то бабушка…
— Этого не переживёт, — закончил я. — А ты умеешь?
— Вы с ума сошли? Мне семь лет.
Я твёрдо решил, корову доить не буду. Я блядь, в российском списке форбс есть! Какая, нахуй, корова? Но… корова смотрит печальными огромными глазищами, девочка снова хлюпает носом, я подумал, у неё и так стресс… подтащил стульчик поближе к корове и сел. Темно, девочка свет включила, вокруг лампы жучки-мотыльки кружатся, идиллия, мать вашу. Только Славка хрюкает от смеха. А корова пахнет. Наверное, пахнуть для неё естественно, но мне не нравится.
