— Даже умереть не могла без оваций, — сказал зачем-то Адам. — Прости.
Я поежилась. Внутри меня было пусто и холодно. Слова, которые можно было сказать, так и не появились. Я посмотрела вниз, на белеющие в темноте тенниски. На земле возле них стояла спортивная сумка.
— Представляешь, — сказал Адам. В его голосе буквально булькал истеричный смех, тот, который перетекает в рыдание, стоит только дать ему воли. — Эти хреновы документы всегда были здесь. И бабки тоже. В тот вечер я ждал её. Здесь, Игорь должен был быть в Москве. У меня были деньги, у меня был очередной сумасшедший план. Все должно было получиться, все, понимаешь? Но она, блять, не приехала. Я оставил сумку в подвале, туда, кроме как за вином, никто не спускается. А когда уходил, приехал он, муж её. Как в анекдоте. А потом все. Точнее ничего. А самое смешное, они же, блять, все время здесь были, ты понимаешь?
Адам закрыл лицо ладонями. Мне хотелось пожалеть его, прижать к себе, коснуться волос, но руки словно свинцом налились. А перед глазами ноги Эльзы. Интересно, забуду ли я их когда-нибудь?
— А знаешь, что самое хреновое? — спросил Адам.
— Что? — послушно переспросила я.
— То, что я чувствую облегчение.
Адам открыл сумку, достал из неё бумаги, бросил на землю.
— Пусть ей достанутся. Посмертно. Она ради них все на кон поставила. И меня, и тебя. И себя.
Я подумала — а как это, жить без Эльзы? Как я раньше жила без неё, без ожидания того, что она свалится в любой момент, как снег на голову? И тут же подумала — не надо вот только её идеализировать. И спорила мысленно сама с собой, а на глазах закипали слёзы, закипали, но не желали литься. Я вспомнила про девочку, что лежит одна в больничной палате, а вдруг она проснулась? О доме за нашими плечами, который забрал уже так много жизней. Но отчего-то не пугал уже, высится равнодушной мёртвой громадой, и только. Я почувствовала себя ребёнком. Обиженным, брошенным, как моя девочка. Скользнула ближе к Адаму, уткнулась носом в его плечо. Он словно ждал этого, обнял одной рукой, прижал к себе. Где-то далеко чуть слышно загремел гром, на самом краю небосвода, у горизонта, очерченного лесом, мелькнула молния. Потом мелькнула ближе. Начался дождь. Первые капли падали робко, шелестели листвой яблонь, шлепали по мощеными камнем тропинками. Одна из них забралась мне за пазуху, прокатилась, очертив холодную линию. Дождь был кстати. Он отрезвлял. Плакал теми слезами, которых не могла позволить себе я. Словно грустил по Эльзе. Каждый человек, уходя, должен знать, что хоть кто-то будет о нем грустить. Даже…даже Эльза. И снова стало невыносимо щекотно внутри от непролитых слез. Наверное, нужно спрятаться в самую глубокую норку, и там дать им волю, и поплакать по человеку, которого было так мало в моей жизни, но который при этом умудрился всю эту жизнь с ног на голову поставить. И сломать, и подарить надежду, и убить её, чтобы потом воскресить снова.
— И что теперь будем делать? — спросила я.
— Пойдём и заберём нашу дочку.
Эпилог
Конверт жег. Я чувствовала жжение сквозь твердую лакированную кожу сумочки, сквозь лёгкую ткань пестрой, в заплатках юбки, которую я купила в припадке умопомрачения. Дворники лениво, чуть поскрипывая, размазывали воду по стеклу, за окнами мелькали вывески.
Я думала о конверте. Я нашла его сегодня рано утром, так рано, что не поднялось ещё солнце, стылым, сырым рассветом. Странно, что я не вспоминала о нем раньше. Но сегодня он решил сам напомнить о себе. Я паковала вещи, а он выпал из коробки, в которой я хранила всякую всячину. Втройне странно то, что я его сохранила, я старалась не обрастать скарбом, тем более таким, за которым хвостом тянутся воспоминания.
Автомобиль въехал на заправку, пристроился в хвост небольшой очереди. Я вышла, нечаянно громко хлопнув дверью. Холодный, насквозь сырой ветер заиграл моей фривольной юбочкой, позволяя ей облепить ноги. Широким шагом зашла в пустую придорожную кафешку, пересекла зал, толкнула дверь туалета. Он был маленьким, на две кабинки. Казённая серая плитка, в открытое окно влетает тот же холодный ветер.
Нетерпеливо открыла сумочку, достала конверт. Чуть потускнела бумага, надорванный край обтрепался. Вот надо оно мне? Выходит, надо. Пальцы чуть дрожали. Дура. Все равно знаю наизусть, до последнего слова.
'Привет!
Начну оптимистично. Если ты читаешь это письмо, значит я (ха-ха!) умерла.
Забавно, не правда ли? Не подумай, что мне так уж хочется умирать. Но пути назад нет — буквально пять минут назад я придушила Игоря. Боюсь, мне не удастся прикопать его тело в саду. Этот мужчина так хотел моей любви, что до последнего мне верил. Все надеялся на что-то. На что? Хотя знаешь, мне кажется, он даже не удивился. Может ему тоже жить надоело?
А вообще, почему я пишу письмо именно тебе? Только не воображай там, что ты мне нравишься. Ты меня бесишь. Нет, возможно, где-нибудь, в параллельном мире, где я не такая сука, а ты не такая тряпка и где мы не делим на двоих одного мужчину, мы бы могли подружиться. Я бы стала крестной твоей девочки. Мы бы сидели на лавочке у детской площадки, сплетничали, пока играют наши дети, и возможно, в моих руках даже не было бы сигареты. Бла-бла-бла. Кстати, сейчас я курю. Обидно, что когда умру, курить не смогу. Хотя кто знает, каково там, в аду? Быть может, я встречу там свою мамашу и уж точно бабку Адама. А потом дождусь и его самого, в рай ему дорога заказана. И уж тогда-то он будет только мой.
Знаешь, я бы никогда его тебе не уступила. И сейчас не понимаю, с чего это меня, блять, прёт так??? Какого хрена?
А знаешь, в чем фишка?
Безумно больно жить в мире, в котором Адам меня не любит.
А еще паршивей в том, в котором презирает и ненавидит.
Той ночью я его предала. Той ночью он должен был умереть.
Я хотела разом избавиться от всех мужчин своей жизни. Но судьба надо мной посмеялась. Представляешь, он молчал даже тогда, когда его обкачали наркотой и избивали. Меня выгораживал. Так что знай, пусть ты его и захапала себе, но когда-то он любил меня так, что готов был умереть за меня. И я, блять, не могу больше смотреть в его глаза и понимать, что он вспоминает, что скоро он вспомнит все, и досада в его глазах сменится ненавистью. Трусиха я.
Что-то заболталась. Время тяну. Не хочется умирать, ужас как. Ладно, пойду, пока не передумала. Игоречек на том свете меня заждался.
P.S Я всегда думала, что у меня тогда был мальчик. Тот, которого я убила. И от тебя ждала только мальчика. А ты меня удивила. Можно, я выберу имя твоей малышке? Это было бы очень мило с твоей стороны, я все-таки решила сдохнуть, чтоб решить твои проблемы. Только не ной, что я сама их создала. Не будь занудой. Можно, да? Ты такая славная))
Пусть её зовут Алисой. Алиска — клевое имя. Почти такое же, как моё.
Живи там счастливо, ну или как получится. Люби нашего мужчину и не позволяй никому никогда обижать свою девочку.
