— Это вы папу привезли?
Я в удивлении воззрился на подростка, который заглядывал в окно. Знать не знаю, кто его папа, но мужчину я сегодня таскал только одного. Поэтому кивнул. Потом вспомнил, что темно, моего кивка он не увидит и подал голос.
— Да.
— Мама сказала, чтобы вы к нам приехали.
Отчего бы не поехать, если ночь, жрать охота и холодно? Я поехал. Потом сидел на большой кухне, за столом, застеленным цветастой скатертью и пил чай из большой кружки с надписью босс.
— У нас же здесь все друг друга знают, — рассказывала жена Михалыча. — Мой идиот бредит — Егор Петрович, крышки, крышки… В гробу я видела крышки эти. А беспокойство то не прогнать, позвонила, а вам номер не дали… Дочка то у нас в городе давно, комната пустая, вы спите…
Я даже в баню сходил. Топили её давно уже, но тепло не выветрилось ещё. Сполоснулся с удовольствием, а потом зачерпнул ковшиком воды холодной прямо из бочки и попил. Странно, но она была удивительно вкусной, из детства словно. Я привык к стерильному вкусу фильтрованной воды, и был приятно удивлён. Воды вкусной напился так, что шагал к дому и булькал на ходу.
А потом лежал на высокой постели, точь в точь та, что у Насти дома. Лежишь — попа проваливается, ворочаешься — скрипит протяжно. Непривычно, но удобно. Только… не хватает чего-то. Насти, наверное.
Утро было на редкость холодным, словно назад во времени вернулся, в апрель. Вышел на улицу, облачки пара изо рта вырываются, тот же пар клубится над озером, которое со двора видно, горы прячутся в туманно дымке. Холодно, но красиво-то как, черт побери! Стоял ежился, и думал, что вернуться сюда надо обязательно, только не вот так стрессово, а отдыхать. Никитку взять, удочку купить, и лодку взять в аренду на целый день. И пикник устроить на каком нибудь из островков.
Главное репелленты не забыть, комары просто жрут, и как не мёрзнут только сволочи. Я поежился и вернулся в тёплый дом. Оладушками пахло, их как раз на кухне и пекли. Михалыч нашёлся за столом, сидел и гипнотизировал взглядом кофе в своей кружке.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Я думал, что вы мне привиделись.
— Хорошо, что я, а не белочки, — ответил я, и тоже уселся за стол.
Думал было поехать завтракать в гостиницу, в столовой бы покормили сытно и недорого, но перед соблазнов не устоял. Оладьи лежали в моей тарелке крупной стопкой, золотистый, пушистые, не чета тем, что я сам пек. К ним полагалась плошка мёда. Не успел опомниться, как все слопал, даже подобрел малость, по крайней мере проникся сочувствие к Михалычу. По крайней мере убивать его расхотелось, чего видимо и опасалась его жена — старалась не оставлять нас один на один.
Но он мрачно допил свое кофе и махнул ей рукой, мол, иди уже. Вздохнул печально, почесал лысину. Потом начал.
— Знаете, когда вы приехали, несколько лет назад… я же и правда поверил, что из старого никому не нужного завода можно что-то выжать. Смахнуть пыль с оборудования, вытащить мастеров из запоя, даже вложений не нужно было — сырье тоннами на складе гнило. Все было. Кроме покупателей. А тут вы появились… и пошло же дело, пошло!
— Ну и, — подбодрил я, когда он остановился, снова принялся тереть лысину и вдыхать.
— Самая большая партия никому не нужных крышек! Десять тонн. А вы вдруг сообщаете, что договор расторгаете. Письмо даже прислали… по этому… по эмейлу. У нас весь цех в запой ушёл…
Тут надо сказать — это моя работа. Не майонезные крышки, нет. Хотя, и они тоже. Я умею находить никому не нужный товар, а потом находить на него покупателя. И с этим заводиком плодотворно работал несколько лет. Они мне везли всяческую мелочь, на которую их оборудование было заточено ещё в восьмидесятых, отгружали на мои склады, а потом все это быстренько разлеталось по местным городским нуждам. И все довольны, у всех копеечка оседает в кармане. А тут на тебе — такой большой заказ, меня люди ждут, а тут весь все едва не сорвалось, да вдобавок и запили всем коллективом.
Я выяснил подробности — помимо эмейла ещё и звонок поступил. Голос мой Михалыч помнил не так, чтобы хорошо, поэтому и сомневаться не стал — его бросили с тоннами крышек. Я попытался объяснить, что договора не так разрывают. Даже этот, в котором не такие большие деньги крутятся. Но время деньги — много бы я на заказе не потерял. Если не считать того, что два дня осталось, дурацкие крышки в городе ждут, и подвести постоянных клиентов я не могу.
— Загрузили уже крышки?
— Да какой там, — отмахнулся Михалыч.
Следующие полчаса мы пытались собрать работников — собрать не удалось. Кто-то с отчаяния уехал искать работу в город, кто-то запил, кто-то с удочками на ьескрайней глади озера. А я вам скажу — десять тонн крышек это пипецки тяжело. Таскали их я, Михалыч, его сын и давешний сторож.
Через два часа, когда моё тело превратилось в один сплошной комок боли пришла жена Михалыча, я так и не узнал, как её зовут, принесла нам пирожков и кваса. Я вычислил, что у сына должна быть перемена, позвонил. Сын был на месте, постигал грыз гранит науки, что вселяло оптимизм. По крайней мере хоть где-то все в порядке. А потом ещё пять адски часов. Нашли водителя, а то я уж боялся, что самому вести эту махину. Водитель был трезв, слава всем богам. Фура уехала туда, куда ей положено и было, я даже вслед помахал.
— Может, переночуете? — робко спросил Михалыч.
Я был покрыт трудовым потом, на ладонях не менее трудовые мозоли, уверен, никогда в жизни больше на майонез взглянуть не смогу и домой хочу. Да, именно домой ужасно просто. Там то все в порядке. Смою с себя всю грязь, футболку чистую надену, и плюхнусь с сыном на диван, рубиться в какую-нибудь стрелялку.
Сегодня в офис не поеду, даже если успею. Этот вопрос отложу назавтра. Воевать лучше отдохнувшим и с трезвой головой.
Глава 15. Настя
Никогда бы не подумала, что детские утренники на меня так влияют. Племянников у меня не было, замужних подружек подружек завались, но с их детьми я не так, чтобы близка была. У Таньки детей нет, если Тотошку не считать. Так что этот мой утренник — первый.
Старшеклассники томились, переминались с ноги на ногу, наверное мечтали о завтрашнем свободном дне. Хотя, у них то ещё экзамены впереди. А вот на мелких смотреть одно удовольствие. Девочки все в бантах, гольфах, юбках в складочку. У мальчишек брюки наглажены, рубашки, и цветы, цветы… первоклассники стихи рассказывают, я стою, моргаю усиленно ибо слезы наворачиваются, чувствую себя дурой. Очень сентиментальной дурой.
