Стеклянная дверь открылась туго, со скрипом. Нужно будет заменить. Работать здесь я не буду, но все, что в хозяйстве есть, должно быть в порядке. Это уже на уровне привычки. Крутые бетонные ступени, со второго этажа доносятся голоса.
— Здрасьте, — бросил я входя в кабинет. — Уже вещички пакуете? Мило, ничего не скажу.
Парень, стоявший с коробкой в руках, коробку эту выронил. Она накренилась, картонная крышка открылась, на пол вывалился степлер. Правильно, степлер вещь нужная, без него переезд не переезд.
— Это…вы?
Парнишка нервно сглотнул. Нет, я производил впечатление, но обычно обманчиво мягкое. До того, как наработал имя постоянно ходил в тёмных очках и с трехдневной щетиной, ибо трудно вести дела, когда мужчины не воспринимают тебя всерьёз, а бабы шепчут полуобморочно — господи, какая душка.
— Мы, — ответил я.
Парень так потешно трясся, что я не удержался и оскалился, показав зубы. Понимаю, ребячество. Но мальчишка был моложе меня лишь на несколько лет — сколько ему, двадцать восемь? — а кажется, что на целую жизнь. Пороха мальчик не нюхал. Я ему даже завидую немного. Мне бы тоже хотелось жить нормально. Но зато я не трясусь, когда со мной разговаривают.
Я вообще только одного боюсь — Катьку потерять.
— Но нам сказали…что вы не приедете…что мы успеем…
Мальчик побледнел. Я напрягся. Видимо не бывает так, чтобы сразу по всем фронтам хорошо. Где-то, но дерьма жизнь наложит.
Через полчаса, две сигареты и одну затрещину парень все рассказал. Завод перекупили. Нагло, под самым носом. Цену нашу сбили, да и Главного не побоялись…
— Кто? — скрипнул зубами я.
— Чернов…
Блядь! Сука! Так я и знал! Не удержавшись, я пнул стол. Он перевернулся, с него свалился компьютер, стопки бумаг разлетелись по полу. Парень вздрогнул, кажется, даже вскрикнул. Мне было не до него. Я неиствовал ещё несколько минут, затем усилием воли успокоился.
Завод я отожму. Неважно, как. Не смогу, так спалю нахер. Если мне не достанется, то и ему хрен. В конце концов, не так он Главному и нужен, что здесь делают, детальки? Их и китайцы нехреново клепают.
Игорь все это время стоял у стеночки, чтобы ничем не задело и курил. Улыбался даже. Ему то что, за завод я отвечал.
— Поехали, — буркнул я.
Игорь кивнул. Парень утирал кровь, бегущую из носа. Я даже и не помнил, что ударил его настолько сильно, но костяшки пальцев саднили, подсказывая, что так дело и было. Ничего. Пусть надеется, что этим все и обойдётся.
— Мальчишку то зачем лупил? — миролюбиво спросил Игорь.
— Ибо нехер.
— Боюсь Главный по голове не погладит, — задумчиво протянул он. — Но Чернова все облизывают. На прошлой неделе прынцессу вашу оприходовал даже. А казалось — недотрога.
Я остановился, как вкопанный. Солнце светило — ослепнуть можно. Отражалось сотнями искр от снега, в глаза било. А мне вдруг показалось — потемнело резко. Я даже поморгал. Потом вдохнул воздух, убеждаясь, что все ещё дышать могу.
Повернулся. Игорь посмотрел на меня и попятился. Руки поднял, словно сдаваясь. Я ударил его. Потом ещё раз. Сомневаться не приходилось — принцессой он Катю величал ещё с тех давних пор. Сначала звучало мило, потом издевательски, учитывая сколько дерьма Кате сожрать пришлось.
— Кто? — прохрипел я.
— Остынь, идиот. Моё дело маленькое…
Он сидел на снегу и кровь растирал по лицу. Как-то день сегодня… Не задался. Сердце стучало гулко и ровно, я и впрямь остыл. Почти. Игорь и правда не причём. Что скажут — то и сделают. Не с него спрашивать надо. Куда идти я знаю, но сначала…
Машина газанула, снег пополам с грязью вырвался из под колёс и окатил только поднявшегося с ног Игоря. Про завод я уже забыл.
— Я спокоен, я спокоен, — бормотал я всю дорогу.
Помогало не особо.
Пятнадцать лет! Пятнадцать лет я из кожи вон лезу, чтобы что-то Кате доказать. Я себя усмирил. Мне казалось, я научился, нашёл к ней подход. Лежал той ночью, слушал, как дышит она, и боялся умереть от недотраха буквально.
И пальцем её не тронул!
А этот…блядь, урод. Ненавижу. Вот сейчас я в полной степени осознаю, как я его ненавижу. И понимаю, что наверное, убью его. Или он меня.
Вот, почему Катя пришла. Теперь то я понимаю. Но легче от этого не становится. Давлю на газ, но на заснеженной дороге автомобиль выжать может немного, как бы не визжал покрышками пробуксовывая в колее.
Спокойнее. Сейчас все решится.
Я вырвался из снежного плена и полетел вперёд нисколько не обращая внимания на светофоры. Машины сигналили вслед, но кого это волновало? Меня в данный момент нисколько. И авария не страшит.
Потому что ничего страшнее того, что происходит быть не может. В голове картинки — Катька обнимает Диму. Руками и ногами. Прижимается всем телом. Целует, блядь! И руки его, на ней…
К тому моменту, как я подъехал к Олимпийцу, я был накручен донельзя. Припарковался, как пришлось, не глядя. Лифты и эскалаторы в ТЦ чертовски медленные, я лечу наверх перепрыгивая через ступеньки.
Я знаю, где тут офис. Бывал не раз. Главное, чтобы Димка не обзавелся дюжиной охранников, но на него это непохоже…
Я открыл дверь ведущую в просторный светлый коридор. Тихонько прикрыл за собой. Она сразу отсекла шум торгового центра, как не было.
Несколько дверей вдоль стены. Стойка администратора, пустая. В приёмной Димки секретарши тоже нет, зато вкусно пахнет кофе.
Я больше не таился. Дверь в его кабинет распахнул пинком. Сейчас все решится. Должно решиться.
Димка оторвал взгляд от компьютера. Брови приподнял, удивлённо, совсем, как Катька. Не знаю, чего я ожидал, но он почти не изменился. Разве только заматерел.
— Привет.
И таким спокойным выглядит, что во мне ярость заклокотала. Мне казалось, что меня просто разорвет на части, столько во мне её было. И на руки его посмотрел. Это на моих костяшки сбиты. А его чистенькие, ухоженные, ручку паркеровскую только держать пригодные. И этими руками он Катю… Нельзя Катю трогать! Она моя!
— Я тебя убью, — обещал я. — Сейчас.
Димка на кресло откинулся, улыбнулся чуть, ожидая от меня действий. Но долго рассиживаться не стал — я уже стол обходил. Поэтому вскочил. Между нами стол. Стоит напротив, улыбается. Ненавижу.
— Ну, же. Убивай, — поторопил он. — У меня секретарша нервная, вызовет охрану — не успеешь.
— Успею.
И одним броском бросился через стол, снеся все, что на нем было. Я никогда не качался направленно в спортзале, но я любил бегать, любил физический труд — моё тело было сильным, но лёгким. И Димку я тоже снес — он не ожидал у меня таких фокусов.
