Лида стоит у газовой плиты. От её...ммм…попы, до стола сантиметров тридцать. И я как школьник примериваюсь. Подождать? Пройти бочком не задев? Или пройти и задеть целенаправленно? Сложный выбор. Совесть исчезла в неизвестном направлении, поэтому я склоняюсь к последнему варианту. Словно случайно коснуться полоски кожи что открывает короткая футболка над шортами. Если набраться храбрости, можно даже по голому бедру рукой провести, но тогда, боюсь, это будет выглядеть провокацией. Я продолжаю стоять и думать. Чувствую себя глупо. Лида поворачивается ко мне, приподнимает вопросительного брови. На ней фартук с вишенками, в одной руке поварешка.
– Ну? – спрашивает она, отвязывая фартук – В холодильнике сметана. Не подашь?
– В моём холодильнике? Откуда?
Я хмыкаю и открываю холодильник. В нем и правда сметана есть. И ещё много всего, чего раньше не было. Если честно, он ещё утром был девственно чист. Надеюсь, Лиде не пришлось ходить в магазин из-за меня и она просто перетащила свои продукты. А то как вспомню её с двумя тяжеленными пакетами, так злюсь.
Беру сметану. Шагаю, продолжая размышлять, коснуться полоски кожи, нет? Случай решает все за меня, случаи, они такие. Я нахожусь в этом самом пиковом промежутке – между попой и столом, когда Лида роняет половник в суп. Горячие капли брызжут в разные стороны, Лида вскрикивает и делает шаг назад. Назад – это в меня, больше здесь шагать некуда. Она не маленького роста, её ягодицы упираются в мои бедра. Мои руки не слушая доводов разума, сами, своевольно ложатся на её талию. Я успокаиваю себя – это же просто, чтобы утешить, а вовсе не потому, что я озабоченный мерзавец. Затем напоминаю себе, что утешать можно положив свои ладони на более нейтральные места, ещё бы за задницу ей их пристроил, утешитель. Лида горячая, на кухне жарко, мне кажется я сам сейчас начну свистеть, как вскипевший чайник.
– Больно? – наконец выдавливаю из себя я.
– Нет, терпимо.
Лида говорит шёпотом. Мы замерли в этой нелепой позе. Я опираюсь о стол, Лида впечаталась в меня, мои руки на её талии. Ах да, надо же убрать руки! Я заставляю себя их оторвать, перемещаю на предплечья. Они тоже голые, ну что же делать. Я провожу по предплечья рукой, незамысловато, обычный ободряющий жест, но даже на него организм реагирует весьма ярко. Надо отодвинуть Лиду, иначе она эту самую реакцию попой почувствует. Или уже…чувствует.
Видимо, чувствует. Отодвигается от меня, на каких-то несколько сантиметров. И почему я думал, что на кухне жарко? Это от Лиды жар. Вот отодвинулась, зябко сразу. Повернулась ко мне, но не уходит. Стоит, смотрит на розовые пятнышки ожогов на кисти руки.
– Надо мазью смазать, – говорю я. – А то волдырь вздуется.
Аптечка здесь же, на этой маленькой кухне, в одном из шкафчиков. Я тянусь к нему через Лиду. Она вскидывает голову, смотрит на меня, в глаза. Чаще мы избегаем прямых взглядов, словно нам неловко. У неё бархатные глаза, глубокие, тёмные. Я наконец нахожу подходящее сравнение – как крепкий кофе. Почти чёрные. И смотрят прямо в душу. И правда, ведьма.
Какого хрена я ломаюсь тут, как девочка на выданье? Сколько вообще думать можно? Так и перезагрузку мозга можно заработать. Думать – вредно. Себя я утешил. Поэтому делаю то, чего мне хочется буквально до зуда. Целую её в мягкие губы. Я сдержан – пытаюсь угадать её реакцию. Сбежит? Пощёчину зарядит? Лидка стоит. Стойкий оловянный солдатик. Глаза даже не закрыла. Словно сама ждёт, чего же я сделаю? Хотя тут и ежу понятно, сколько бы я себя не обманывал.
Прижимаю её к себе. Она тёплая и податливая. Рука ныряет с талии на спину, и спина податливо прогибается, прижимаясь ко мне ещё теснее. Я уже не стесняюсь – рот приоткрыт, я касаюсь своим языком её языка и крышу сносит окончательно. Хочу посадить её на столешницу, содрав предварительно шорты, и трахнуть уже наконец, проникая в неё так глубоко, как это возможно. Где-то в глубине мозга бьётся мысль, что не годится так, для нашего первого, даст бог не последнего раза, но я же решил не думать. Тем более в комнате Сонька спит…
Поэтому действую. Но забывая, что вместо столешницы за нами газовая плита, со стоящей на ней горячей кастрюлей. Я задеваю её рукой, шиплю от боли прямо в Лидкин рот, но не останавливаюсь, главное она не обожглась, а я перетерплю. Не до этого…
Лида усажена на столешницу. Смотрит на меня и словно не видит, глаза дымкой подернуты. Я тоже пьян её близостью, её телом. Она ловко, одним движением снимает с себя футболку, вынуждая меня отстраниться. На несколько секунд, но меня уже ломает, хочу врасти в неё кожей, миллиметр в миллиметр, чтобы не разорвать. Скольжу руками по её спине, почти голой, только полоска бюстгальтера, она тоже лишняя. Касаюсь её шорт, проникаю под них пальцами, чувствую резинку трусов, под ней горячая гладкая кожа. Чуть приподнять, отрывая попу от поверхности, потом стянуть шорты вместе с трусами и все, назад дороги нет.
Лида опирается о мои плечи, помогая мне раздеть себя, в ушах стучит кровь и хрипло отдается моё же дыхание. Я так хочу её, что мне физически больно. Надоедливый дверной звонок никак не вписывается. Бьёт по нервам, отвлекает. Лидка отрывается от моих губ, прислоняется лбом к плечу, наверняка покрытому испариной.
– Дед, – едва слышно шепчет она. – Иди, открывай. Майку мне дай.
– Хрен с ним, с наследством, – отвечаю я. – Сам заработаю.
Лида смеётся, отталкивает мои руки, которые не готовы так просто выпустить резинку её шорт. Блядь, дед! Ты не мог прийти на час позже? Я готов стонать от злости и неудовлетворённости, а в комнате плачет проснувшаяся Сонька. Лида спрыгивает со столешницы, наклоняется подобрать свою футболку с пола.
– Иди уже, открывай. Только вот с этим сделай что-нибудь.
Она показала пальцем на мои весьма выразительно оттопырившиеся спереди шорты и ушла к ребёнку.
Глава 16. Лида
Я в глаза раньше деда Германа не видела, и если честно, видеть не желала, но сейчас была безумно благодарна его приходу. Он меня буквально спас. Я…заигралась. В этой холостяцкой квартире, с этим идиотским ужином… Поверила вдруг, что это на самом деле. Жду мужа с работы, ребёнок спит, руки у Германа такие горячие… Я не занималась сексом ровно год. Соньке почти четыре месяца, вот как две полоски увидела и принесла Грише тест, порадовать, так и блюла целибат. Да и не помню, чтобы с Гришей такое было. До бабочек в животе, как в книжках про любовь. Как в студенчестве, с Ромкой. Такая была любовь, а вышел пшик. Я до сих пор иногда грущу по тому, что у нас с ним могло бы быть. Но он был молод и нетерпелив, а я тащила на себе непутевую Дуньку в самом пиковом возрасте. Она моя ноша и бросить её я не могла. Роме надоедало ждать, когда я бросала все и в очередной раз мчалась спасать младшую в общем…не срослось. Я и не вспоминала давно, про Ромку. А тут бабочки.. Хотя не бабочки даже, слишком мягкое выражение, не точно описывающее моё состояние – меня буквально трясло. Хотелось выть и губы кусать, чтобы хоть как-то успокоиться. И если внешне я сохраняла хоть какую-то видимость покоя, то внутри разливалось неудовлетворенное желание, заставлявшее меня гадать – каким был бы секс с Германом? Наверняка это было бы феерично…но я этого не узнаю. Все, берём себя в руки. Тем более, успокойка у меня есть – Соня.
