Машина полыхала ярко, словно в американском боевике. Горела, горела, и огню было безразлично, что автомобиль почти полностью из металла, отстранённо подумала – ну чему там гореть? Вряд ли детские тела так задорно горят…
Чужие руки, грубые, без капли деликатности или сочувствия поволокли меня прочь. Я пыталась вырваться по одной лишь причине – вернуться к машине. Что будет со мной мне было безразлично. К месту происшествия подтянулись десятки зевак, где-то выла сирена. Может, если бы я кричала или плакала, окружающие обратили на меня внимание, меня не увезли бы так легко и просто. Но я молчала, словно горло сковало спазмом. Даже воздух проникал в лёгкие с трудом, со свистом, я заставляла себя дышать. Мне казалось, что если я перестану делать усилие чтобы втолкнуть в себя очередную порцию кислорода, то просто лягу и умру, и это будет так легко. Меня запихнули в машину, насильно, просто толкнули, захлопнули дверь с громким хлопком, а затем и вовсе её заблокировали. Я открыла рот, пытаясь сказать, но услышала лишь едва слышный скрип. С переднего пассажирского сиденья обернулся Илья.
– Даня умер, – сказал он.
И тогда я поняла, это правда. Мне не показалось, не приснилось, не померещилось. Но услышанное просто не укладывалось в голове. Это правда, но правдой не могло быть. Я наконец заскулила, тонко, словно слепой новорожденный щенок. Автомобиль уже тронулся, я обернулась назад, туда, где догорала моя семья. Там должна была быть и я, но опоздала лишь на пару минут.
– Я не хотел, – продолжил Илья. – Умереть должен был лишь один Максим. По моим сведениям пацан вообще в другом месте был. Так что…извини, что так вышло.
Я не ожидала от себя, не продумывала шаг, он был импульсивный, не свойственным мне. Я просто бросилась вперёд. Я хотела его крови, чтобы он кричал от боли, чтобы он сдох. Он на переднем сиденье, я сзади. Мои руки легли аккурат на его горло, которое я судорожно, что было сил сжала. Он захрипел и вернулся вперёд, но держала я крепко. Мужчина, который сидел рядом со мной начал оттягивать меня назад, что-то кричал водитель, машина вильнула. Я представила, как мы врезаемся в столб, а потом горим так же ярко, что и оставленный позади автомобиль, но, к сожалению этого не случилось. Чужое горло выскальзывало из моих пальцев, но напоследок я пропахала глубокие борозды ногтями в коже. Сильно запахло кровью.
– Ебнутая! – крикнул Илья. – Я по-хорошему хотел! Сама виновата!
Повернулся ко мне, меня крепко держали. И ударил. Не церемонясь, с размахом, по мужски, кулаком. Так, как меня никогда не били. Голова взорвалась болью, в скуле жарко запульсировало. Илье показалось мало, он ударил меня ещё раз. Я нырнула в благословенной небытие. А очнулась уже в пустой комнате. Я лежала на бетонном полу. Он был шершавый и холодный. На мгновение я поразилась – что я тут делаю? А потом вспомнила. И вновь завыла. Уже сильнее, не пытаясь даже совладать собой. Плакать не получалось, только выть, раскачиваясь на коленях,чувствуя, как бетонная крошка впивается в колени, как острая боль с каждым моим движением стреляет куда-то в основание шеи.
Мужской голос из-за двери приказал мне заткнуться. Я бы и рада, вой меня саму пугал и бил по нервам, но рвался он откуда-то изнутри и был мне не подвластен. Несколько часов я провела то воя, то проваливаясь в некую пародию на сон. К вечеру, если конечно был вечер, в бетонных стенах ни одного окна, мой голос совсем охрип, а горло пересохло. Я даже не думала ни о чем. Словно раненому животному мне хотелось забиться в какую-нибудь нору, а моё бетонное прибежище на эту роль подходило мало.
Потом вернулся Илья. В тот момент я лежала на полу и ни на что не реагировала. Он присел надо мной на косточки, что-то долго и нудно говорил. Я не могла разобрать и слова – в голове гудело ровным фоном. Его губы все шевелились, потом он разозлился и начал кричать брызгая слюной. Один из мужчин, которые сопровождали Илью вернулся со шприцом. Я брыкалась, но укол все же сделали. Я не знаю, что это было за лекарство. Гул в голове вскоре замолк, даже боль немного утихла. А сама я стала совсем безучастной. Если раньше я лежала, потому что просто не знала, зачем мне вставать вообще, то теперь просто не смогла бы этого сделать.
– Документы, – в сотый раз, почти терпеливо продолжил мой мучитель. – Ты должна подписать документы. Задним числом. Приедет нотариус, все будет идеально. Он наш человек.
– А если нет? – я с трудом протолкнула из себя три коротких слова.
– Что ты хочешь? Говори, пока я тебя слушаю. У тебя есть свои условия?
– Да. Верни мне Даньку.
Разговор продолжался бесчисленное количество минут. Приехал, а затем уехал нотариус. Просто развел руками и сказал, что в такой щекотливой ситуации рисковать и подделывать подписи нельзя. Нужны мои. А я просто не хотела, хотя о деньгах вообще не думала. Нужны ли они мне? Нет. Мне просто нужен мой сын.
Снова вернулся Илья. С чашкой кофе. Над ней подымается парок. Я поняла, насколько я замерзла, насколько хочу пить. С трудом сглотнула. Закрыла глаза. Кофе пахло невыносимо.
– Пить хочется? – спросил почти ласково Илья. – Только попроси.
Отвечать я не стала. Действие лекарства подходило к концу, возвращалась боль. Тогда то я ещё не знала, что такое настоящая боль. Что два удара кулаком в лицо это ерунда. Но меня просветят в самое ближайшее время.
– Я правда хотел по хорошему. Честно. – он отхлебнул кофе, прикурил. Открыл дверь, вошёл один из мужчин. Илья обратился к нему: – стул мне принеси. Потом начинай. Только извини, личико я ей попортил. Ничего, до свадьбы заживет.
И засмеялся. Громко, глумливо. Мужчина, его звали Юрий, вернулся. Поставил стул для Ильи. Юра – хорошее имя. Раньше оно всегда мне нравилось. Казалось добрым. Теперь я вздрагиваю, если его слышу. У этого Юры были голуьые глаза обрамленные пушистыми русыми ресницами, светлые вихры на голове. Таких сотни на улицах, они могут жить с вами по соседству. Милый и добрый парень. На первый взгляд.
Он был субтильным, но удивительно сильным. Трахаться на бетонном полу ему не хотелось, жёстко видите ли. Он притащил матрас и бросил его на пол. Потом я буду уползать от него в самый дальний угол, он насквозь про питается моей кровью, чужими потом и спермой. На руки он поднял меня почти нежно. Отнес, положил на импровизированную постель. Одежды на мне было порядком – стояла поздняя осень. Все это терпеливо снял и сложил в стопочку. О, я сопротивлялась. Но мои руки были так слабы, я с трудом даже поднимала их, а он был так силён. Вот заплакать бы хоть сейчас, но нет. Не получается. Какая это малость, моё дурацкое тело, моя жизнь по сравнению с Данькиной.
Юра не делал мне больно. По крайней мере в тот, самый первый раз. Лениво и размеренной двигался внутри меня, я закрыла глаза и стиснула зубы. Мои руки, закинутые за голову он крепко зафиксировал своей каменной ручищей, такой хрупкой на вид.
Я повернула вбок голову. Илья сидел на стуле. Курил. Чашка кофе стоит рядом на полу. Я даже не стыдилась. Я была пуста. По большему счёту тогда мне было безразлично, что они со мной сделают. Илья поймал мой взгляд. Улыбнулся. Поднялся, прошёл к нам, сел на корточки. А потом оставил на мне первую отметину. Сигарета впечаталась в кожу с тихим шипением. Чуть запахло паленым. Я закричала и дернулась. Стон кончившего Юры утонул в моём крике.
