Когда они приехали туда, где их уже ожидал караван. Мимоза сразу увидела, что лошадей им предоставили молодых и свежих, а следовательно, поездка окажется не такой долгой, как если бы они наняли верблюдов.
Чемоданы Мимозы и герцога навьючили на одну из лошадей.
Прежде чем покинуть виллу. Мимоза справилась о здоровье мадам Бланк, но услышала в ответ, что та еще не звонила горничной.
Мимоза невольно почувствовала облегчение: ей вовсе не хотелось пускаться в длинные объяснения относительно того, куда она отправляется и зачем.
Слуги, конечно, все знали, и Мимоза не сомневалась, что Сюзетта по их возвращении будет проявлять любопытство, особенно когда узнает, что Мимозу сопровождал герцог.
Было еще не жарко, хотя с восхода солнца прошло уже довольно много времени.
Когда они выезжали из города. Мимоза с увлечением принялась показывать герцогу руины огромного акведука Адриана.
Акведук был построен императором Адрианом для подачи чистой воды с гор в восьмидесяти милях от Карфагена.
Поражало, что сооружение все еще не обрушилось.
Восторг герцога напомнил Мимозе ее собственное первое впечатление от акведука.
— Вода по подземному каналу пересекает холмы, — объяснила Мимоза, — в некоторых частях города все еще используются римские каналы.
Герцог нашел это удивительным, но больше всего его поразили сияющие глаза Мимозы.
На него также произвело впечатление ее умение управлять беспокойной лошадью, которая ей досталась.
Без лишних вопросов он понял, что девушке было не привыкать к верховой езде.
Где ей удалось научиться этому, гадал герцог: на ранчо ее отца в Америке или, быть может, в обширных охотничьих угодьях Англии.
По дороге Мимоза показывала ему сохранившиеся римские колонны и храм Нимф, построенный во втором столетии.
Герцог становился все более заинтригованным.
Несомненно, казалось необычным, что молодая женщина, которой только и следовало бы интересоваться комплиментами мужчин, так восхищается древними постройками, пережившими столетия.
Они остановились перекусить в тени каких-то развесистых деревьев. Вокруг до самого горизонта простиралась равнина.
Блюда, приготовленные им в дорогу поваром с виллы, были восхитительны.
— Это такая прекрасная страна! — сказала Мимоза, глядя на открывавшуюся перед ней картину.
— И поэтому она так вам подходит, — заметил герцог. — Но скажите, разве вам не одиноко жить здесь совсем одной?
Он подумал, что, возможно, поторопился со своим вопросом, но Мимоза задумчиво проговорила:
— Но я лишь недавно осталась одна.
Герцог решил, что она имеет в виду графа.
Эта мысль неожиданно вызвала в нем раздражение. Ну почему столь красивая и явно неиспорченная молодая женщина должна тосковать о человеке, печально известном своими многочисленными страстными любовными похождениями?
Поднявшись на ноги, герцог резко сказал;
— Я думаю, нам пора двигаться!
Этот неожиданный тон заставил Мимозу взглянуть на спутника в изумлении.
Она не поняла, чем он так расстроен, но потом сказала себе, что это она поступала эгоистично, заставляя его терять время, когда он так стремился добраться до Фубурбо Майус.
Они тронулись в путь и остановились, только когда лошади начали спотыкаться от усталости.
Необходимо было установить палатки и приготовить еду, прежде чем зайдет солнце и вокруг станет темно.
Мимоза выбрала отличное место для ночлега на берегу небольшого озера.
Там была ровная площадка, на которой удобно было раскинуть палатки, которых оказалось две — большая и маленькая.
Проводники разместили их немного поодаль друг от друга.
Герцог, взглянув на них, неожиданно спросил девушку:
— Вам не будет страшно спать одной?
Мы могли бы поместиться вместе в большой палатке.
Мимоза, казалось, не поняла некоторой двусмысленности его вопроса и отвечала бесхитростно:
— Мне кажется, я чувствовала бы себя в большей безопасности, если бы моя палатка стояла поближе к вашей.
По правде говоря, герцог предлагал совсем другое.
Когда она велела людям переместить палатки поближе друг к другу, он цинично усмехнулся.
Он все еще гадал, разыгрывает ли девушка из себя недотрогу, или и вправду совсем не воспринимает его как мужчину.
Он усмехнулся, подумав, что последнее объяснение не слишком лестно для его эго.
Конечно, странно было столкнуться с женщиной, которая не готова упасть в его объятия даже прежде, чем он спросит, как ее зовут.
Он настолько привык к успеху у женщин в Лондоне и особенно к изощренной охоте за ним со стороны леди Сибил, что никак не мог понять, о чем думает Мимоза.
Девушка подошла к нему и сказала:
— Как только установят палатки, я думаю лечь спать. Нам следует выехать рано, а поскольку до Фубурбо Майус осталось всего около десяти миль, дорога туда не займет у нас много времени.
— Звучит заманчиво, — согласился герцог, — но вам, несомненно, следует расположиться в большей палатке.
Мимоза засмеялась.
— Это потому что я — толстуха?
— Я не говорил этого!
— Большая палатка — для вас, — настаивала она, — а та, что меньше, — для меня.
Это все, в чем я нуждаюсь, и если мне станет страшно, я смогу позвать вас, и вы меня услышите.
Она вспомнила, как была похищена Минерва: не из палатки во многих милях от человеческого жилья, а из своего собственного сада.
Выражение ее глаз заставило герцога поспешно сказать:
— Я же только что сказал вам — если вы хоть немного боитесь, вы можете спать в моей палатке, под моей защитой.
— Меня достаточно обнадеживает то, что вы близко, — ответила Мимоза. — Спокойной ночи, и спасибо за чудесный день.
Она вошла в свою маленькую палатку, а герцог — в свою, однако мысли о девушке долго не давали ему уснуть.
На следующее утро они отправились в путь, как только лошади были оседланы, а палатки упакованы и навьючены.
Мимоза смотрела вдаль.
Разглядев вдали на фоне ясного неба силуэты высоких колонн храма Юпитера, она ощутила восторг, но одновременно и глубокую скорбь по отцу.
Как мог он покинуть ее так внезапно?
Как могла эта самая захватывающая экспедиция из всех, которые они когда-либо предпринимали, закончиться столь печально?
Мимоза с трудом сдерживала слезы, боясь, что герцог заметит их и начнет задавать неуместные вопросы.
