Он рассмеялся, отодвинулся от меня. Мне показалось, что я поймала подозрительный Анькин взгляд, хотя, может, паранойя. И снова наверх по ступеням, к терему, в котором томится девица в пушистом белом платье и, какая досада, до сих пор без обручального колечка на пальце.
В моих руках был телефон, который, зараза, все не звонил и не звонил! Гора мелочи, которую мне насыпали парни из группы поддержки жениха и которую я не знала куда деть. Наконец мы снова столпились в дверях квартиры, из неё доносилась музыка, чей-то смех, дробная поступь танца. Я вытянула шею, стремясь увидеть, кто же пляшет, но так и не смогла разглядеть этого за чужими спинами. Люди начали передавать одноразовые стаканчики с шампанским, я взяла свой и отошла в сторону. Оторвала от стены один из плакатов, постелила его на ступени, уселась сверху, отпила. Надо больше, больше пить. И не думать. Не думать о том, что я опять чужая, опять не к месту.
Прошелестел шелк, рядом со мной села Аня. Её духи были удушающе-сладкими, хотелось чихнуть, отодвинуться. Боже, как её терпел столько лет Руслан, ему медаль надо дать.
Анькина грудь вываливалась двумя аппетитными полушариями, дав ответ на мой невысказанный вопрос. Подумалось, а не тыкнуть ли в неё наманикюренным пальцем, а вдруг сдуется? Анька повернулась ко мне, повесила на мою шею ленту с надписью «свидетельница», достала сигарету, закурила.
— Дай мне тоже, — вдруг попросила я.
Анька хмыкнула, но сигарету дала. Я затянулась, полной грудью вдыхая горький дым, прогоняющий сладкий запах духов, Аня тоже. С минуту мы молчали.
— Маринка сказала, твой муж столичный едет. Помирились?
Я не стала отвечать, не её это дело, совсем не её.
— На Руслана смотришь, как кот на сметану, — продолжила она, но в её голосе даже злости не было. — Только не даст он тебе ничего. Нечего ему дать. Был и сплыл. А то, что осталось, моё.
— Рада за тебя.
Я затушила сигарету о бетон ступеней и пошла туда, где должна быть, к невесте. Поправила ленту у зеркала, даже не глядя на своё лицо, окунулась в водоворот праздника. Главное — вовремя напиться. А потом подраться. Это же свадьба, ха. Вскоре я уже ехала в машине вместе с невестой, буквально погребенная в складках и кружеве её платья. У Маринки зазвонил телефон, она взяла трубку, недоуменно поморщилась.
— Это тебя, — сказала она. — Руслан.
Я приняла трубку, подумав, что вот он, наш первый телефонный разговор. С чужого, блин, телефона. Однако никаких сантиментов не услышала, впрочем, я их не ожидала.
— Ребята поехали за Вячеславом, — торопливо начал Руслан. — Договорились, что мы его привезем, он за городом живёт и прав у него нет. Теперь понимаю почему. Этот долбаный интеллигент пьян в дрова.
— Как? — воскликнула я, думая, как же теперь быть, ведь до банкета два часа.
— Звони, блядь, своей Сердючке. Кому оно ещё нужно, оно точно свободно.
— Хорошо.
Стоило Машине остановиться у ЗАГСа, а Маринке — в хвосте небольшой очереди из невест, соревнующихся в своей прекрасности и исключительности, я бросилась в туалет, надеясь, что не удалила номер. Слава богам, нет.
А когда выходила, дверь женского туалета подпирал Руслан. Я чуть не захихикала.
— Свободен?
— Свободен.
Я подняла руку и коснулась пиджака Руслана, еле-еле. Из-за угла вынырнула Анька и, пользуясь тем, что Руслан стоит к ней спиной и не видит её, провела ладонью по горлу, обещая мне скорую и страшную смерть. А мне вдруг стало смешно. Смешно и весело, наконец-то! Я втихаря сплю с Русланом, за мной охотится Анька, Антон уже где-то рядом, а ведущей на свадьбе будет Сердючка. О, это будет незабываемо.
ОН.
Мне не нужно было на неё смотреть. Никогда. Ни двадцать лет назад, ни десять. Ни тем более спать с ней. Утром, когда она вышла из моей квартиры, перекинув через плечо платье, которое я так и не видел, ибо не до платья было, когда так её тела хотелось, я ещё не чувствовал, что совершаю ошибку. А сейчас чётко это понимал. Возможно, потому, что свадьба грозила накрыться медным тазом, и я видел в этом свою вину. Мне бы помочь друзьям, а я вместо этого грезил о том, что же у неё, блядь, под футболкой. Сиськи там. Обычные. Раза в три меньше Анькиных. Ничего особенного.
Однако даже такие мудрые мысли скинуть наваждение не помогали. Вячеслав, идеальный ведущий, был пьян. В дрова. Так, что с трудом мог приоткрывать глаза. Хотя, может, оно и к лучшему, представляю, что было бы, напейся он так же на свадьбе.
Ресторан снял бронь. Трубу у них прорвало, горячего, блядь, водоснабжения. Ха-ха. Я видел панику в глазах Мыши, она не знала, как сказать об этом Марине. Я сам узнал об этом лишь пять минут назад. И тоже не сказал Сергею. Потому что, как сказать, я тоже не знаю. И даже узнавать не хочу.
Заиграла торжественная музыка, Маринка, шелестя платьем, поплыла по залу. Ещё ни одного слова не было произнесено, а девицы зашмыгали носами. Даже Анька приложила к лицу кружевной, заранее приготовленный платочек. А для неё поводом для слез мог являться сломанный ноготь, но уж никак не свадьба брата.
— Да, — громко и чётко сказала Марина, и я вернулся в реальность.
Боже, эта Анька даже тут мне покоя не даёт. Я нашёл взглядом Мышку. Она тоже плакала. Я был так зол, что надеялся, что это от отчаяния. До банкета каких-то два часа, а нам негде его проводить. И танец танцевать этот долбанный. На Мышке неприличное платье. Точнее, оно вроде как приличное, синего, почти чёрного цвета. Все такое гладкое, в пол, не наступить бы во время танца. Но одновременно такое, что хотелось накинуть на неё пиджак и розгами гнать в свою квартиру. И не выпускать больше.
Пока я злился на своих баб, церемония подошла к концу. Все бросились поздравлять новобрачных, уже, представьте себе, супругов, я тоже. Обнял Сергея, похлопал его по спине. Не почувствовал ничего такого, хотя знал его практически всю свою жизнь. А когда ко мне прижалась Маринка, вся такая тоненькая, почти прозрачная, сияющая, с едва заметным упругим животиком, у меня засвербело где-то в носу, на мгновение я испугался, что сейчас разревусь и мне придётся одалживать у Аньки кружевной платочек. Но, слава богу, обошлось.
Меня потащили за локоть сквозь толпу, я сразу понял, кому принадлежит эта цепкая хватка. Той, чьё прикосновение, как бы меня это не бесило, я выделю из тысяч других. Мышь.
— Что будем делать? — спросила она.
А я думал о том, что мне сейчас сверху открывается замечательный вид на её грудь, которая, конечно, раза в три меньше, чем у Ани, но из головы никак не идёт. Чуть покрытая мурашками — воздух в этом огромном здании прохладный — сладко, и чуть терпко пахнущая.
— Алло! — нетерпеливо воскликнула Мышь.
— Да?
— Что делать будем?
Она потянулась и посмотрела за мою спину, туда, где праздничная толпа все ещё тискала молодоженов. Поежилась, обхватила себя руками, словно пряча от моего жадного взгляда. Я встрепенулся, потом буду слюни пускать. Некогда.
