— Да. Илья Сергеевич, зачем…
— Рот закрой. Не смог решить проблему самостоятельно, теперь будешь делать, что тебе говорят. На кухне был только Семен…
Илья сразу набрал номер, даже не посмотрев на часы. В конце концов, человеческая жизнь важнее чьего-то сна, да и всего-то нужно было попросить, чтобы Семен молчал. Неведение Ланы даст им выиграть время. Вот только одному не справиться…
— Антон, а Сергей тоже ничего не знает?
— Нет… — он опустил голову.
— Чудненько… Слушай, у меня нога затекла тут сидеть. Пойдем ко мне, там договорим. Или тебе нужно домой?
— Мне уже никуда не нужно… — прошептал Антон.
— Значит, пойдешь со мной, — решил Илья.
Пусть лучше будет на виду, в таком состоянии его опасно отпускать. Он сам взрослый мужчина, а чувство вины и тревога за Киру давят так, что хоть в петлю лезь. Антон — совсем мальчишка. Сейчас нельзя оставлять его одного.
— Нет, это неудобно.
— Мне — удобно. Все равно завтра вместе ехать. Черт, Антон, перестань спорить! Лучше помоги выйти.
Конечно же, Кира не ждала его у квартиры. И телефон продолжал твердить одно и то же. И в голову лезли страшные мысли.
Илья предложил Антону выпить, но тот отказался под предлогом «я за рулем». Тогда и Илья решил не облегчать себе страдания, заливая их алкоголем. Спать было невозможно, и кусок не лез в горло, поэтому он сварил кофе.
— Сержу придется сказать правду, Антон, — произнес Илья, отпив из чашки и закурив. — Мне понадобиться его помощь, и мне он поможет, скорее всего. Но историю ему лучше узнать от тебя.
— Хорошо, — покорно согласился Антон. — Он в любом случае меня не простит, но я сделаю, как вы хотите.
— А ты бы сам простил? — не выдержал Илья.
— Предательство? Не знаю… Предательство человека — возможно. Зависит от обстоятельств. Предательство Топа — навряд ли.
— А Топы — не люди?
— Топы — особенные люди. Мы доверяем вам так, как не доверяем никому другому. Мне кажется, это работает и в обратную сторону, поэтому Топу тоже тяжело простить предательство саба. Когда ты просто человек — у тебя могут быть слабости… ты не идеален… А в отношениях все сложнее.
— А я смотрю, ты философ. Пепельницу забыл… Принеси, пожалуйста, из комнаты. Там на полке, слева.
Илья специально отправил Антона в гостиную. После его слов о том, что саб никогда не простит предательство Дома, внутренности словно скрутились в пружину, и в глазах вдруг защипало. Он боялся, что заплачет при мальчишке, но пары минут хватило, чтобы взять себя в руки. Он даже нашел в себе силы продолжить неприятный разговор.
— Думаешь, Кира не сможет меня простить?
— Кира? Кира вас простит.
— Почему? Ты только что сказал…
— Кира — не просто ваш саб. Она вас любит.
Любит… Илья не стал спрашивать, откуда он знает. Сам слышал, как Кира говорила ему, давно, на лестничной площадке. Где же она, где…
— Даже если не простит, лишь бы с ней ничего не случилось, — вырвалось у Ильи.
Он обхватил руками голову, опершись локтями на стол, и глухо застонал. Ну почему… почему… почему…
Это была кошмарная ночь. Кофе, чтобы чувствовать себя бодрее. Сигареты, чтобы занять трясущиеся руки. Разговоры ни о чем, лишь бы отступили страшные мысли, хоть ненадолго, чтобы вздохнуть и снова погрузиться в пучину отчаяния и боли. Стрелки часов, которые специально замедлили свой бег, чтобы продлить мучительную агонию. И неизвестность — давящая, паническая, до тошноты и липкого пота на спине.
Илья был рад, что пригласил Антона. В одиночестве к утру он сошел бы с ума.
Ночью он еще раз созвонился с Таней. Раз на дежурстве, значит, не спит? Уточнил, когда начинаются занятия, спросил, нет ли новостей от Киры. Выехали рано, потому что находиться в квартире и ничего не делать было невмоготу. И снова сигареты и кофе, из термоса, а потом из ближайшего кафе — в мучительном ожидании.
Время шло, студенты спешили на занятия, но Кира не появлялась.
— Подождем еще? — едва слышно спросил Антон, когда занятия в училище уже начались. — Или, может, тут есть еще один вход?
Илья не успел ответить, зазвонил телефон.
— Илья Сергеевич, это Таня. Кира на занятия не пришла.
— Таня… — Илья с трудом заставил себя говорить. Сердце колотилось, как бешеное. — Ты можешь отпроситься? Нужно попасть к вам домой… Я боюсь, что Кира… Что она там…
Он так и не смог заставить себя произнести эти страшные слова.
— Подойдите к проходной, — сказала Таня.
Она не стала уходить с занятий, но вынесла Илье ключи от квартиры.
— Только позвоните потом мне, — попросила она. — Я теперь тоже ужасно волнуюсь. Если Киры нет дома, оставьте ключи соседке. Я ее предупрежу.
От училища до Котельников Антон несся, нарушая правила дорожного движения, и разве что чудом не нарвался на полицию.
— Жди «письма счастья», — бурчал Илья, имея в виду штрафы по видеорегистратору.
— Да и пусть…
В квартире Киры не было, и, похоже, сюда она не возвращалась.
— Все… Начинаю звонить, — упавшим голосом произнес Илья.
Сначала позвонили Тане. Она пообещала сообщить сразу же, если Кира появится в училище. Потом Илья набрал Пашку, тот подключил свои связи, и их связали с сотрудником МВД, отвечающим за сводки происшествий.
— Перезвоните через полчаса, — попросил сотрудник, представившийся Виктором.
Пока ждали, Илья все же связался и с Кириным отчимом. Тот поначалу разговаривал недовольным тоном, но как только услышал, что Кира пропала, тоже встревожился.
— Нет, она не появлялась и не звонила, — сказал он. — Если что-то узнаете, звоните в любое время. Да-да, я тоже позвоню, если она приедет.
Виктору Илья перезвонил минута в минуту.
— Значит, так… За вчерашний вечер есть три неопознанных трупа. Опишите вашу девушку.
Илья кое-как выдавил из себя словесный портрет Киры.
— Угу… Ну, один подходит. Падение на рельсы в метро, вчера около одиннадцати вечера, станция Таганская… Поедете на опознание?
Телефон выскальзывал из онемевших пальцев, глаза застил туман. То самое время, та самая ветка. Илья не помнил, как записал адрес морга и фамилию сотрудника, к которому надо обратиться.
— Ты поедешь со мной? — спросил он у бледного, как смерть, Антона.
— Конечно. Но вести машину не смогу…
Добирались на такси. Илья плохо понимал, что происходит. Он не умел молиться, но всю дорогу мысленно обращался к высшим силам, твердя, как заклинание: «Пожалуйста, пусть Кира будет жива, пожалуйста, заберите мою жизнь взамен ее, пожалуйста…» А еще он вдруг окончательно понял, что никогда по-настоящему не любил Николь. Он лишь позволял ей любить себя, а потом ее любовь стала навязчивой, а смерть принесла ему облегчение. И чувство вины, которое он испытывал — это не вина за ее смерть, а вина за то, что он обрадовался вновь обретенной свободе.
