Настоящая любовь оказалась другой. Ее невозможно было описать словами — она ощущалась внутри, она являлась частью его самого. И от одной мысли о том, что любимый человек может умереть, рождалось понимание, что вместе с ним умрешь и ты сам. Пусть не физически, но зато окончательно и бесповоротно.
Потом были расспросы, составление протокола. Жуткое помещение, где лежали тела умерших людей. И то самое, которое могло оказаться Кирой. Чужое лицо. И слезы облегчения, которых не было стыдно.
Антону опознание тоже далось нелегко. Его рвало, как только они вышли в коридор.
— Нервы… — успокаивающие говорил сопровождающий их врач.
Он же напоил обоих какой-то ядреной микстурой, в которой угадывались валериана и пустырник и сунул каждому по ватке, смоченной нашатырем.
— Бывает, чуть позже накрывает, — пояснил он. — Ничего-ничего. Не ваша, и слава богу.
Чуть позже, немного придя в себя, Илья снова позвонил Виктору.
— Не она? Хорошо. Что делать дальше? Мне с минуты на минуту должны доложить о поступлениях в больницы. Может, тоже есть кто-то неизвестный. Или известный… Да, фамилию вы мне говорили. Я перезвоню.
На этот раз ждать пришлось недолго.
— Похоже, ваша девочка в Склифе. Вчера поздно вечером туда поступила пациентка, при ней были документы на названное вами имя.
— Что с ней?..
— Сбила машина, на Садовом кольце. В сводке написано сотрясение мозга и амнезия. Но вам лучше уточнить на месте, это диагноз по «Скорой».
— Хорошо. Спасибо…
— Что?! — нетерпеливо спросил Антон, который не слышал, что говорил Виктор.
Илья повторил все слово в слово. Пружина, скрутившая все внутри в тугой узел, раскрутилась… и скрутилась вновь. Жива — и это самое главное. Но это его вина. Его — и ничья больше. И все же сначала — Кира. Узнать, точно ли это она, чем-то помочь, сообщить тем, кто волнуется за нее…
— Я с вами, — сразу сказал Антон.
— Да уж понятно… — вздохнул Илья и подхватил ненавистные костыли.
Глава 49
Сознание возвращалось неохотно. Кира слышала обрывки фраз, видела свет, какие-то трубки и провода, чьи-то руки, белые халаты и белые стены. Даже отвечала на простые вопросы.
— …больно?
— Нет…
— Что беспокоит?
— Голова…
А вот свое имя она вспомнила не сразу. Это ее испугало, но как-то… вяло. Она словно тонула в киселе, и там было уютно, тепло и не хотелось просыпаться.
Когда она приходила в себя, голову словно стягивал раскаленный обруч. Любое движение превращалось в пытку. А еще постепенно возвращались воспоминания. Сначала она поняла, что ее зовут Кира, потом ее прошлое постепенно дополнялось новыми кусочками, как будто она складывала картинку из мозаики. Детство, семья, школа, институт, училище…
Илью она вспомнила, когда почувствовала его рядом. Словно толкнуло что-то, вырвало из сна. Может быть, его голос?
— Кира-а-а…
Она попыталась повернуться. Голова ожидаемо «отомстила» приступом боли и тошноты.
— Не надо, не шевелись, девочка моя. Отдыхай, я рядом.
Рядом… Это простое слово успокоило. Илья рядом, теперь все будет хорошо. Только… А что было плохо? Кира не помнила, что произошло, и как она оказалась в больнице. Что был за день? Утро или вечер? А, может быть, ночь?
Илья ласково гладил ее пальцы, кажется, даже целовал.
— К-как… я тут… — попыталась она спросить.
Сухие губы не слушались.
— Все, больше вам нельзя тут находиться, — произнес незнакомый голос. — Ей нельзя волноваться.
Илья отпустил руку.
— Не уходи… — заплакала Кира. — Ос… останься…
— Я вернусь, Кира, обещаю. Я буду рядом.
Поцелуй в щеку. И сознание снова ускользает — не удержать.
— Кира, Кирочка, Кирочка, деточка моя… Прости меня, Кира…
Знакомый женский голос, и совершенно несвойственные голосу всхлипывания. И запах… Запах «Lancome Climat», прочно ассоциирующийся с единственным человеком.
— Мама?..
— Да, это мама, детка.
Кира не успела ничего ответить. Сердитый мужской голос произнес:
— Так, а вы кто? Лена, что за проходной двор? Я тебя уволю.
— Константин Николаевич, это с вашего разрешения.
— Ах, вы мать? Погодите… Римма?!
— Костя?..
Кира никогда не слышала, как мать плачет. Теперь в голосе появились страх и растерянность. Она даже смогла открыть глаза и сфокусировала зрение. Высокий седой мужчина в белом халате. Этот врач знает ее мать?
— Боже мой, Римма? Двадцать лет… Это твоя дочь? Твоя и…
— Не здесь, Костя, пожалуйста! — быстро перебила его Римма Васильевна, бросая испуганный взгляд на Киру.
— Ты права. Подожди в коридоре.
Мама вышла, а врач подошел к Кире.
— Лучше себя чувствуешь, красавица?
— Д-да…
И, правда, стало легче. Голова больше не болела, и сонливость мешала совсем чуть-чуть.
В глаза посветили фонариком, потом зашуршала бумага. Медсестре Лене что-то сказали. Назначения?
— Лежать и не капризничать. Поняла, Кира?
— Что… со мной?
— Ты ударилась головой.
— Как?
— Завтра поговорим об этом, хорошо? Сейчас отдыхай.
— Погодите… — она даже приподнялась, пытаясь задержать врача.
— А где… Илья… мужчина… он приходил…
— Придет завтра. Тебе пока рано принимать посетителей.
— А вы…
— А я твой врач.
— Вы мой… отец?
— Нет. Совершенно точно — нет. Отдыхай, Кира. Лена, сколько можно возиться?
— Уже ввожу, Константин Николаевич.
— А… кто…
Договорить Кира не успела, снова уснула.
Если бы не Антон, Илья так и остался бы жить в Склифе, до полного Кириного выздоровления. Когда он наконец-то увидел ее, — бледную, маленькую, осунувшуюся, с капельницей, подключенную к какому-то пищащему аппарату, — его накрыло так, что он перестал соображать, в каком мире находится.
Конечно же, его к ней не пускали. Удалось договориться только с дежурным врачом, ближе к вечеру, всего на пару минут. Только увидеть ее, коснуться ее и, как собака, ждать у двери, когда можно будет снова зайти.
— Да поймите вы, — убеждал его врач, — девушка в стабильном состоянии, ее жизни ничего не угрожает. Ей вообще повезло. Очевидцы говорили, она выскочила на дорогу сама, как будто не соображала, где находится, но машины двигались медленно, в пробке. Ее сбили, водитель не успел затормозить, но она отделалась ушибами. Даже с головой все в порядке, мы делали МРТ. Сотрясение мозга, придется полежать. Еще ушибы, синяки, но и это не страшно. И ретроградная амнезия часто бывает при такой травме. Сейчас ей нужен только покой и сон.
