– Пожалуйста, не трогай меня!
– Хорошо, хорошо, не буду. Но в чем дело?
Он не смотрел на меня. Его глаза обегали комнату, нигде не останавливаясь, но меня определенно избегали.
– Ричард, скажи мне.
– Я не верю, что Маркус знает. Он не может знать. Он бы этого не допустил.
– А Райна могла это сделать без его ведома?
Он кивнул:
– Она настоящая сука.
– Я заметила.
– Я должен сказать Маркусу. Он не поверит. Может быть, надо будет показать ему фильм.
Слова были почти нормальные, но голос, которым он из произносил… С придыханием, высокий, напуганный. Если так пойдет дальше, у него будет гипервентиляция.
– Ричард, сделай медленный и глубокий вдох. Все в порядке.
Он покачал головой.
– Нет, неправда. Я думал, ты уже видела нас с худшей стороны. – Он резко, отрывисто засмеялся. – Господи, вот теперь ты ее и увидела.
Я протянула руку – утешить его, погладить, что-то сделать.
– Не трогай меня! – крикнул он. Я отпрянула и оказалась в сидячем положении у дальней стены. Настолько далеко, насколько можно было, не выходя из ванной.
– Что с тобой твориться?
– Я хочу тебя, прямо здесь и сейчас, после этого фильма.
– Он тебя возбудил? – Я постаралась придать этим словам интонацию вопроса.
– Помоги мне, Господь, – шепнул он.
– Выходит, это и значит для тебя секс? Не убийство, но вот перед ним?
– Так бывает, но это небезопасно. В животной форме мы заразны, ты это знаешь.
– Но соблазн есть, – сказала я.
– Да. – Он подполз ко мне, и я почувствовала, как вся сжалась. Он снова сел на колени и поглядел на меня. – Я не просто человек, Анита. Я такой, как я есть. Я не прошу тебя радостно принять другую мою половину, но ты должна на нее посмотреть. Ты должна знать, как у нас с тобой будет или не будет. – Он всмотрелся мне в лицо. – Или ты передумала?
Я не знала, что сказать. Глаза у него уже не были дикими; они стали снова глубокими и темными. И в лице, в глазах был жар, не имеющий ничего общего с ужасом. Он встал на четвереньки, и это движение приблизило его ко мне. Лицо его оказалось в паре дюймов от моего. Он испустил долгий, прерывистый вздох, и волна энергии пробежала у меня по коже мурашками. Эта волна прижала меня к стене, как рука невидимки.
Он приник ко мне, едва не касаясь губами, но двинулся мимо. Щекой я ощутила жар его дыхания.
– Подумай, как это могло бы быть. Любовь в таком вот стиле, когда по твоей коже прокатывается энергия, пока я в тебе.
Я хотела к нему прикоснуться и боялась прикоснуться. Он отодвинулся, чтобы заглянуть мне в лицо, так близко, что мог бы поцеловать.
– Это будет хорошо! – И губы его коснулись моих. Следующие слова он шепнул прямо мне в рот, как по секрету: – И все это вожделение было оттого, что я увидел кровь и смерть и учуял страх.
Он уже стоял прямо, будто кто-то дернул его за ниточки. Быстро, как по волшебству. Даже Альфред в прошлую ночь выглядел бы по сравнению с ним увальнем.
– Вот кто я такой, Анита. Я могу притвориться человеком. Лучше, чем Маркус, но все равно это игра.
– Нет. – Но мой голос был не громче шепота.
Он проглотил слюну так громко, что я услышала.
– Я должен идти.
Он протянул мне руку. Я поняла, что он не может открыть дверь, когда я сижу под ней, разве что стукнуть меня этой дверью.
Я знала, что если я откажусь принять его руку, это будет все. Он никогда снова не спросит, и я никогда снова не скажу “да”. И я взяла эту руку.
Он выдохнул. Кожа его была горяча на ощупь, почти обжигала. От нее по моей руке прошли ударные волны. Его прикосновение в атмосфере силы, заполнившей всю тесную ванную, – это трудно передать словами.
Ричард поднес мою руку к губам и даже не поцеловал ее – скорее ткнулся в нее губами, потерся об нее щекой, кончиком языка провел по запястью. И выпустил ее так резко, что я качнулась назад.
– Мне надо отсюда выйти, и побыстрее. – У него на лице снова выступила испарина.
Он шагнул наружу. На этот раз свет в комнате был включен. Эдуард сидел в кресле, свободно положив руки на колени. Оружия видно не было. Я остановилась в дверях, ощущая вихри энергии Ричарда, заполняющие гостиную, как вырвавшаяся на свободу воля. Эдуард проявил колоссальное самообладание, не потянувшись за пистолетом.
Ричард пошел к выходу, и волны от его прохода ощущались почти физически. Взявшись за ручку двери, он остановился.
– Я скажу Маркусу, если застану его одного. Если же вмешается Райна, придется придумать что-нибудь другое.
Он глянул на меня в последний раз и вышел. Я почти ждала, что он побежит по коридору, но он этого не сделал. Самообладание в лучшем виде.
Мы с Эдуардом стояли в дверях и смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом.
Эдуард повернулся ко мне.
– И вот с этим ты встречаешься?
Еще несколько минут назад я бы оскорбилась, но сейчас еще ощущала кожей волны энергии Ричарда. Притворяться я больше не могла. Он просил меня выйти за него замуж, и я сказала “да”. Но я тогда не понимала, не понимала по-настоящему. Он не человек. В самом деле, воистину не человек.
Вопрос был вот в чем: насколько это важно? Ответ: я понятия не имею.
20
В воскресенье утром я проспала и опоздала в церковь. Домой я попала только около семи часов утра, и о том, чтобы успеть на десятичасовую службу, и речи не было. Наверняка Господь понимает необходимость сна, даже если ему самому это не нужно.
К вечеру я оказалась в Вашингтонском университете, в кабинете доктора Луиса Фейна, для друзей – Луи. Ранний зимний вечер наполнил небеса нежным пурпуром облаков, и полоски неба, как подсвеченный фон для них, виднелись сквозь единственное в кабинете окно. У Луи было окно с хорошим видом, что у докторантов бывает редко. Они – докторанты – в университетских кампусах дешевы.
Луи сидел к окну спиной. Он включил настольную лампу, и в наступающих сумерках она отбрасывала круг золотистой теплоты. Мы с ним сидели в островке света, и это было как-то более интимно, чем должно бы. Последний оплот против наступающей тьмы.
Кабинет Луи был должным образом захламлен. Вдоль одной стены шли книжные полки от пола до потолка, забитые учебниками по биологии, специальными журналами и полным собранием сочинений Джеймса Херриота. Застекленный скелет малой летучей мыши красовался рядом с дипломом. На двери висел плакат-определитель летучих мышей – вроде тех, которые продаются для птичьих кормушек. Знаете, как “Обычные птицы Восточного Миссури”. Докторская диссертация Луи была на тему о приспособлении малой летучей мыши к обжитым человеком местам.
