А на закате, когда солнце коснулось горизонта краем холодного серо-оранжевого диска, затрубили отправление в путь. Шатёр свернули, костёр засыпали снегом, уничтожив все следы нашего присутствия в этом месте, лошадей впрягли в сани или оседлали, и наш обоз тронулся. Снова затрясло на поворотах и на снегу, но в этот раз со мной были Прошка и Фенечка. Эту последнюю мы переодели в одну из моих рубах, моя наперсница подшила подол крупными стежками, вытащив нитку и иглу из рыбьей кости из другой шкатулки, где хранились всякие полезные мелочи. Косу, которая оказалась обрезана почти по лопатки, мы расчесали и заплели с красной лентой. Когда Прошка спросила у девочки, почему волосы такие короткие, та взялась за косу и сделала резкий жест сжатым кулаком. Обрезали? Отсекли? Кто? А на этот вопрос Фенечка не ответила, зыркнув глазищами и отвернувшись.
В пути она свернулась калачиком у моих ног, как собака, но я не могла выдержать этого. Как можно настолько зашугать ребёнка? Я притянула девочку поближе к себе, подсунула ей под голову половину подушки и накрыла краем шубы. Прошка недовольно проворчала что-то, но мне было положить на её мнение. Фенечка доверчиво прильнула ко мне всем телом. Я протянула руку и обняла девочку за худенькие плечи, подумав, что нужно её подкормить, а то даже по стандартам моего мира она кажется тощей. А уж по стандартам этой древней Руси, где все девки красовались жопой и бюстом, а ещё практически отсутствием талии, Фенечка смахивала на сухую ветку.
Прошка давно сопела в две дырочки, не обращая внимания на тряску, а я никак не могла сомкнуть глаз. Смотрела в небо, где звёзды то мигали на чёрном бархате космоса, то стыдливо заползали под серые облака, и думала, за что получила такое наказание. Что бы я делала сейчас, если бы не этот попадос в другой мир? Вернулась бы с работы, приготовила покушать, плюхнулась бы в разобранную постель с тарелкой и ждала бы Матюшу с ночного такси. А потом бы он приехал, устало ввалился бы в квартиру и стал бы отряхивать снег с куртки и ботинок прямо в коридоре. Мы бы поцапались, я его покормила бы, вымыла бы коридор и пришла бы к нему в кровать, под бочок, разбудила бы минетом и добилась бы примирения самым примитивным и действенным способом…
При этой мысли, только представила, как он ласкает меня, грубо и нежно одновременно, тихонечко застонала от неудовлетворённого либидо. В животе сжалось предательски, захотелось сунуть пальцы под рубаху и накормить огонь вспыхнувшей страсти… Но как подумала о том, через сколько слоёв ткани придётся лезть, сразу расхотелось. Зато Фенечка зашевелилась, словно мои мысли разбудили её, уткнулась носом в плечо, потёрлась. Я погладила девочку по волосам, шепнула:
— Спи, Фенечка…
А потом продолжила тихонько:
— Знаешь, какое у тебя красивое имя? В моём мире есть такой город. Он прекрасен. Мы с Матвеем ездили туда одно лето, сняли там комнатку и провели целый месяц в море… Там есть море, оно называется Чёрное… Даже не знаю почему. Оно голубое на самом деле, не слишком прозрачное, как, например, на Мальдивах, но вода чистая и прохладная… А когда купаешься, она становится тёплой и ласковой… Нам было хорошо… А в городе мы ходили по узким улочкам, покупали сувениры… Привезли оттуда десять магнитиков на холодильник. Зачем нам надо было десять? Лучше бы купили пару бутылочек местного вина…
Я вспоминала Феодосию с ностальгией. Мы купили, конечно, бутылку, но всего одну. Распили её через несколько дней после возвращения в Москву, а потом Матюша устроил мне родео-секс — горячий и жаркий! В то утро мы даже опоздали: я на работу, а он на пары… Зато весь день сладко ныло в груди, в животе, в горле… Горячие ладони, твёрдые жёсткие пальцы, торчащий, как ручка переключения скоростей, член! О-о-о, как бы мне хотелось проснуться рядом с Матюшей и вот так перекатиться на него, заняться его дружком, разбудить, подтолкнуть и получить удовольствие…
Походу, я всё же уснула, потому что от толчка саней вскинулась, ожидая самых жутких неприятностей, но всё было спокойно. Разве что над головой плыл колокольный звон.
«Бом… бом… бом… тирилинь, тирилинь, тинь!»
Колокола отзывались на усилие невидимого звонаря неспешно и степенно, а маленькие колокольчики вторили, словно Табаки Шерхану — подлизывались, поддакивали. Я поднялась и села в остановившихся санях. Прошка тоже проснулась, позёвывая и почёсывая голову. Её волосы сбились и торчали прядями из косы. Фенечка же проснулась, развернувшись, как пружинка, и принялась хлопотать, как всегда молча и деловито. Свернула шубу, с усилием перетащила тяжёлые ларцы к одному краю саней, стряхнула опилки и солому, поправила причёску и платье, накинула на голову платок и повязала его концами на затылке. Потом тронула меня за плечо и махнула вперёд. Я выглянула из-за передка саней. Кучера уже не было, он возился с лошадьми, а мы стояли перед переправой. За рекой светился огнями город.
Белокаменная. Приехали. В животе заскреблось странное ощущение тревоги. Вот и окончился один суматошный день в моём новом мире. Но что ждёт завтра? Пока я в порядке, в относительном, конечно, но в порядке. А там, за каменными стенами незнакомого города — страшноватая княгиня, читающая мысли, княжич, который сам себе невесту не может найти, конкурентки в количестве одиннадцати штук… Оно мне надо?
Я повела плечами в неожиданном ознобе и решила, что больше надо, чем не надо. С Анфисы и воеводы станется меня выдать замуж за Яромира, если я не пройду по конкурсу в невесты княжича. С ним тоже познакомиться не мешало бы, но, по-моему, хуже этого хама и неотёсанного грубияна, как мой дядюшка, не найти.
Кстати, о птичках. Всадник прискакал от реки, бросая примятые комки снега в разные стороны из-под копыт лошади, осадил её прямо перед санями и крикнул:
— Пока стоим, есть маленько время сходить до ветру и киселя горячего попить, вон крестьянка продаёт. Торопитесь!
Тёмные глаза Яромира блеснули из-под шапки, надвинутой по самые брови, и он пришпорил коня, разворачивая его обратно. Прошка вздохнула:
— Ну, пойдём, что ли. Фенька, ты с нами или в санях подождёшь?
Девочка мотнула головой, поудобнее уселась на шубе и даже обняла самый ценный ларец ручонками, показывая всем своим видом, что с места не тронется.
— Ну и Господь с тобой, — отмахнулась Прошка. — На те деньгу, купи для боярышни киселька!
Она сунула девчонке несколько мелких монеток, а я подтолкнула её в бок:
— Не жмись, дай ещё, пусть на всех купит.
Прошка нахмурилась, но не стала противиться, добавила. И потянула меня в сторону от дороги:
— Пошли, вот туточки место найдём, туточки люди ходют, а значится — зверья нет.
— Отстань, у меня камешки на шее есть, — засмеялась я. Не то чтобы я верила в их силу… Верят окружающие — и слава ёжикам!
Мы выбрали местечко у самой реки, где росли густые кусты чего-то вечнозелёного. Смесь ёлки с боярышником, колючая и непролазная. Прошка первой присела, как она выразилась, «посикать». А я оглядывалась, оглядывалась, но никого не увидела. Зато заметила движение на другой стороне реки.
