— Все будут молиться, Прошка. Все невесты. И каждая за то, чтобы победить и стать женой княжича, — пробурчала я. Уроки религии мне не нужны. Пока что бог для меня ничего не сделал.
Солнечное утро искрилось мириадами блёсток. Морозный воздух холодил тело изнутри, через лёгкие, а ещё наполнял его живостью и озорством. Хотелось набрать полные горсти снега, слепить его между ладоней и швыряться в прохожих, в чопорных, хотя и ещё юных девиц, которые всерьёз боролись за право прожить короткую, полную беременностей, родов, боли и кротости, жизнь с невзрачным княжичем Белокаменной. Хотелось орать на весь мир: «Свободу попугаям!» и жечь лифчики… Впрочем, их у меня не было. К сожалению. Поэтому я со вздохом подавила феминистический порыв и степенно двинулась вслед за Макарией и цепочкой таких же гусынь, как и я.
В церкви княгини не было. Княжич тоже не явился. Поэтому заутреня была покороче, но от этого не стала менее занудной. Я снова оказалась рядом с курносой брюнеткой которая сегодня была разодета, как на праздник. Выглядела девушка милой и незлобивой, поэтому я решилась завязать с ней разговор на вызоде с молебна. Спросила про княгиню с княжичем.
Девушка рассмеялась тихонько, чтобы не привлекать внимания, и ответила:
— Так ведь видели нас в перый день. Хватит. Они в своей молельне, мы в общей церкви, теперича только на состязаниях на княгиню налюбуешься. А княжича, может, и вовсе не увидишь.
— Разве ему всё равно, на ком жениться? — удивилась я.
— А в чём разница-то? Что одна девка, что другая — промеж ног одно и то же! Бают, сговорили уже ему княжну, да тут вдруг смотрины...
Она огляделась по сторонам, приблизила голову к моей и шепнула:
— Камней у Самаровых полны сундуки, а плодородия в чреве нет.
Потом улыбнулась и поклонилась легонько:
— Меня Филоменой звать.
— Красиво! — оценила я. — А меня Евдокией.
— Ох, с радостью поменялася бы с тобой именами, — прыснула она. — А то меня дома мамушки Филькой кличут, а тебя, небось, Дусенькой!
— Да один хрен, — махнула я рукой. — Ты откуда?
— С севера, со Старогородской земли. Батюшка мой там купеческим делом занимается. А ты боярышня, так ведь?
— Вроде так, — усмехнулась я. Все эти звания-названия для меня были просто словами, а этом мире, походу, много значили. И я вежливо добавила:
— Из Боркова Городища.
— Это значит, я тебя должна кланяться, — легкомысленно заявила девушка. — Батюшка всё говорит: кланяйся, дочка, кланяйся, спина не отломится.
— Не надо мне кланяться, — пробормотала. — Пока что мы тут на равных.
— И то верно! — засмеялась Филомена.
Завтрак снова радовал изобилием. На сей раз было много пирожков с куриным мясом и со свининой. На убой нас решили откормить, что ли? Стану княгиней — научу их готовить лёгкие завтраки из нормальных продуктов. Одно хорошо: всё, что сейчас стоит на столе, может зваться гордым словом «био». Ни тебе химикатов, ни ГМО, ни гормонов, сплошной натурпродукт и ручное производство. Радуйся, Янка, точно на пользу пойдёт.
Княгиня снова явилась после того, как все поели. Наверное, она специально рассчитывает время визита к невестам, чтобы не лишать их аппетита. Потому что мы опять замерли, будто подавленные её волей. На сей раз женщина специально крутила пальцами амулет на горле. Только я ничего не почувствовала. Может, Кусь меня иммунизировал?
— Господь с вами, благочестивые девицы, — молвила княгиня (именно молвила, я только сейчас поняла смысл этого слова). — Первое испытание начнётся ровно в шестой час у городской стены близ церкви. Как рачительная хозяйка своих земель, желаю отсеять зёрна от плевел, посему первое испытание суть самое важное. Да поможет вам Господь, да пребудет он с вами в своих молитвах.
И ушла, качнув юбками платья.
Филомена схватилась за грудь, выдохнула и прошептала:
— Как она меня пужает!
— Да ну… Что она может сделать? — я пожала плечами и сунула в рот последний кусочек шикарнейшего жирного пирожка с нежненькой тушёной свининой.
— Она мысли чита-а-ает, — жалобно протянула девушка и сморщила носик. — Это страшно!
— А если нет? Если это просто слухи?
— Не желаю их проверять на себе, — Филомена поёжилась и стянула на груди тонкую вышивку рубашки.
Макария заняла место княгини и хлопнула в ладоши:
— Девицы, пора! Покуда доберёмся, солнце в зените будет.
— А что за состязание? — раздался тихий голос одной из близняшек. Толстая тётка нахмурилась:
— Знать вам то не нужно. Дойдём, там узнаете! А ну-ка, живее, живее, чисто рыбы снулые!
На дворе шёл снег. Тяжёлые мокрые хлопья, косо падающие под ветром, засыпали наши недавние следы. Были бы в лесу — точно бы потерялись с таким снегопадом. Но в городе жизнь кипела, и я подозревала, что движение народа в сторону реки было вызвано исконно русским желанием поглазеть на любые забавы. В данном случае, забавой было состязание невест. Глазеть будут на нас.
Прошка подобралась ближе, поднырнула под локоть и зашептала:
— Боярышня, ты не торопися, пущай первыми другие пройдут, так ить легче будет!
— Я, Параскева, первой даже на экзамены ходила, — отмахнулась. — Не бзди, всё будет хорошо!
— Ой-ой, — по привычке заголосила она, только шёпотом, и отстала.
Стало страшновато. Чего мы, интересно, ищем у реки? Рыбу ловить будем? Мало ли что может придумать сумасшедшая старуха… Глянув на Филомену, я заметила, что она побледнела и как-то вся сжалась. Уж она-то знает лучше обычаи этого мира… Может, в курсе, в чём будет заключаться состязание? Но перекинуться словечком не удалось — Макария обвела девушек таким страшным взглядом, что мы предпочли заткнуться. Все.
Когда мы подошли к той самой двери в стене, через которую я попала на берег, когда увидела Стояна вблизи, княгиня со свитой бабок-повитух уже ждала нас там. Сидела в вычурном кресле, расправив юбку и полы тяжёлой шубы. От снега её защищала меховая шапочка, под которой был повязан синий платок с узорами. От платка лицо немолодой женщины стало узким и строгим, а глаза блестели странным светом. Будто желали нас просветить наподобие Х-лучей. Но версию о суперспособностях княгини я всё же отмела. Подумала — как она принимает всерьёз все эти смотрины и состязания… Речь идёт о её сыне, которого, кстати, нигде не видать. Вот уж кому пофиг так пофиг!
Выстроившись в рядок, мы замерли под взглядом тёмных глаз. А княгиня заговорила:
— Скорбь и горе владеют мной, но не умаляют желания передать княжество сыну. Для этого он должен разделить бремя власти с достойнейшей женщиной. С той, которая верит так же глубоко и истово, как я, как он. Которая сможет защитить потомство, наследников, что ей подобает родить в добром здравии и твёрдом уме. Посему…
