— Господь с ней, с Глафирой, — наконец ответила девчонка. — Ты-то где была, боярышня? Я же с ног сбилась…
— На берегу! — отрезала я. — Дышала свежим воздухом и смотрела, как падает снег. Всё.
Нет, правда? Может, и про Стояна тебе рассказать? Про поцелуй, про тренировки с мечом? Фиг с два. Это моя тайна. Только моя. Послушник не скажет, он обещал, и я отчего-то ему верю. Однако по пристальному взгляду Прошки я поняла, что больше такие штучки не пройдут. Эта малявка способна на всё, даже привязать себя ко мне на ночь. Ладно. Как-нибудь выкручусь, не впервой.
— Поспешим, что ли, боярышня, — со вздохом сказала Прошка. — Тама уже сундуки выносят, ежели не поторопимся, последними в княжеские палаты прибудем, дадут нам самую плохонькую горничку…
— Мне всё равно, — буркнула, но шаг ускорила. Неважно. Не пойду я за княжича. Я решила свою судьбу в этом мире, раз уж должна была решать. Стоян — вот моя цель.
В горнице было уже пусто. Сундуки и ларцы снесли на первый этаж, только Фенечка торопливо подбирала забытые ленты, капор, кружку. Куся нигде не было видно. Или ещё не вернулся, или предусмотрительно спрятался от толпы. Прошка буквально втолкнула меня в комнату, сдёрнула намокший от снега плащ, набросила на плечи шубу, повязала кокошник, платок, напялила шапочку, отороченную мехом, отступила на пару шагов и довольно ухмыльнулась:
— Вот теперь красавишна!
— Зачем всё это? — спросила я, устраивая руки в рукавах шубы. Прошка снова вздохнула — с полной безнадёгой, как мне показалось:
— Боярышня моя, ты прошла главные испытания, допущена к палатам, разве ж можно туда идти неприбранной, неодетой? Народ смотрит на тебя! А ежели ты станешь ихней княгиней опосля? Как ить они тебя вспомнят? А должны вспомнить величавой лебедью! Ох, лицо бы набелить… Фенька, где ларчик с красками?
И тут я рассердилась:
— Нет уж! Кожу портить вашими белилами не позволю! Я столько на косметолога извела денег, столько вытерпела, чтобы прыщики вывести, так теперь снова все поры нафиг позабивать? Запомни, Прошка, никаких красок!
— Боя-а-а-арышня! — заныла девчонка. — Так ить красивше! Личико белое, щёчки румяные! Губки тоже…
— Нет!
Мне показалось, что даже Фенечка покачала головой. Но отступать от своих принципов я не намерена даже ради моды этого дикого века. Я собираюсь долго жить, а не помереть от глубокой старости в сорок лет.
Прошка обиделась, но ничего не сказала. И мы вышли из горницы, чтобы отправиться к месту моей будущей публичной и позорной казни хозяйством.
В одном моя наперсница была права. Народ смотрел. Простой люд прямо-таки коридор нам сделал, чтобы проводить до княжеских палат. Я шла, стараясь не спешить, не бежать, как привыкла дома, и думала тихонечко, глубоко дыша: «Всё пройдёт, всё закончится. Я величавая лебедь. Я боярышня. Невеста княжича.» Отличным помощником оказался и снег, скрывающий лица всех на свете от меня, а моё застывшее лицо — от толпы.
Мы прошли мимо церкви, казармы, парочки деревянных теремов, чтобы достичь красивого крыльца, очень похожего на то, по которому бегали стрельцы, догоняя «демонов». Из белого камня с широкими и высокими ступенями, оно вело вверх, на огороженную площадку, покрытую покатой черепичной крышей с коньками. На самом верху площадки стояла княгиня и молча ожидала, когда мы поднимемся. Четыре гусыни вслед за Макарией взгромоздились по ступенькам, служанки молча тащили особо ценные ларцы следом. Княгиня обвела нас внезапно тёплым взглядом и поприветствовала:
— Пожалуйте, девицы, в мои хоромы. Следуйте за мной. Макария устроит вас и разъяснит, что буде далей.
Мы прошли через анфиладу комнат с высокими потолками, на которых были портреты каких-то святых, послушно следуя за княгиней. Терпеть не могу переезды, да ещё и в незнакомые места, да ещё и у чужих людей… А ведь ещё на заутреню тащиться по сложившейся традиции! Ноги и руки постепенно начинали о себе напоминать, злорадно ноя и хихикая над бедной Янкой. Перетрудилась с мечом — получай, фашист, гранату! Сейчас бы растянуться на кровати, расслабиться, укрывшись меховым одеялом… Так нет. Пока устроимся, пока отстоим молебен, пока завтрак, а там, небось, и испытание новое начнётся.
Может, и правда попросить Прошку пяточки почесать?
Но всё обернулось в неожиданную сторону. Макария привела нас в длинную узкую горницу, где лежали на полу толстые, дутые от соломы тюфяки с наброшенными на них мехами и вышитыми подушками. Ткнула пальцем в середину комнаты и сказала:
— Вот ваша горница. Пущай служанки внесут поклажу и проваливают в людскую. Здеся вы будете сами.
Девицы переглянулись, и Филомена робко спросила:
— Как же мы без горнишных девок?
— Сказала ж: сами.
— А в церковь выйти?
— Княгиня Ольга вас примет в своей молельне.
— А причесаться, одеться как? — с ноткой возмущения отозвалась Самарова под возбуждённое шушуканье служанок. Я только фыркнула, чтобы не рассмеяться. Деточке нужна нянечка! Меня окатило ушатом ледяной воды из глаз Светланы. Ишь ты, то кипяток, то лёд! А ещё и защитные камни на груди снова ожили, согревая, окутывая ровным невидимым облачком покоя. Княжна даже отшатнулась, будто почувствовала отпор. А может, и почувствовала? Неужели капля сработала, как резонатор?
Макария кашлянула, окинув нас строгим взглядом, и сказала как отрезала:
— Сами.
Потом прошлась по горнице, и под её шагами заскрипели тоненько, жалобно доски пола. Повернулась к нам:
— Выходить вам теперича только в садик можно. Туточки есть молельня, мыльня, стряпошная. Займётеся вышиванием да тканьём в светлице княжны Марьи. Вскорости буде и новое испытание, а пока что отдохните.
— По палатам-то можно ходить? — каким-то усталым голосом спросила Лукерья.
— Можно, — дала царственным жестом отмашку Макария. — Благослови вас Господь, девицы.
Она проследила орлиным взглядом, как служанки вносят и ставят у тюфяков ларцы с камнями, деньгами, украшениями, и выгнала всех из горницы, прикрыв за собой дверь. Мы остались вчетвером.
Переглянулись.
А я подумала, что прямо как в летнем лагере: свободные койки, занимай какую хочешь. И, подхватив свой ларец с филигранным замком, вырезанным из красного камня, потащила его к тюфяку поближе к изразцовой печи:
— Чур, моя шконка подальше от параши!
Сказала негромко, больше для себя, но девы посмотрели на меня странно. Даже Филомена, которая всё-таки не растерялась и быстренько устроилась на соседней кровати, слегка подпихнув её к моей. Лукерья переглянулась со Светланой, и они обе устроились подальше от нас, благо тюфяки не были тяжёлыми.
Два лагеря. Две группировки. Я прищурилась, откинувшись на локтях. И даже стало смешно, насколько очевидным было желание княгини столкнуть нас нос к носу в маленькой горнице. А может, это она просто не подумала ничего плохого…
