Глава 17. Вдоль по улице метелица метёт…
День выдался на редкость скучным. Ни девочки мои, ни Кусь не скрасили его. Зато уши раскалились от вроде бы безобидных ремарок княжны Самаровой и от сплетен, которыми меня отвлекала Филомена. К счастью, подруге вовсе не нужна была собеседница, достаточно было следовать разговору вполуха и вставлять разные междометия, подходящие по смыслу.
— …А стряпуха сказала чернавке, что княжна будто умом тронулася после смерти брата: то всё лежала, а то молилась цельные дни и ночи!
— Ух ты!
— Ну а как тут не тронешься, коли целая семья под лёд ушла, да не простая, а князь наш, владетель земель отседова до самой Итиль-реки!
— Угу…
— А и Настасья, грят, малахольной стала, как второго носила. Бают, сама она старшенького в прорубь кинула…
— О!
— Да, да… Туточки девка одна — чернавка сказывала — понесла от дружинника, а невенчанная была. Так родила она ребёночка, в лес с ним пошла, как вставать дозволили, а вернулась босая, в одной рубахе и без чада…
— Да?
— Да! Грят, кикиморам подбросила, а сама всё бродила, бродила… Хохотала и плакала…
— М-м-м…
Так я мучилась до самого ужина, страстно желая остаться одна, совсем одна, в полном и невероятном одиночестве, на необитаемом острове, в пустом ангаре, в тёмной комнате даже. Я бы не боялась тишины, честно-честно! Я просто закрыла бы глаза и наслаждалась тем, что никто не говорит рядом со мной…
Но, несмотря на зудящую пчёлку, неутомимую сплетненоску, мне удалось немного обследовать княжеские палаты. Оказалось, что это женская половина, прямо как в гареме. Мужская часть располагалась в другом крыле, у ведущей к ней двери стоял дружинник с бердышом и вежливо, но решительно преграждал нам дорогу, когда мы хотели заглянуть туда. Ну как мы… Я хотела, а Филомена пыталась меня отговорить. Мне не повезло, но я особо не страдала. Мы погуляли по большому двору, покрытому дощатым настилом, постояли под развесистыми деревьями с чёрными ветками, покрытыми сверху белой коркой снега, заглянули во все уголки и даже нашли мыльню, которая оказалась обычной маленькой банькой.
Выйти отсюда, и правда, будет нелегко. Но не сидеть же несколько дней взаперти?! Да и со с Прошкой, с Фенечкой увидеться охота! Пожмякать Куся, спросить его, удачной ли была охота… А вдруг он нашёл ещё какой симпатичный камушек… Да и Стоян будет ждать меня на рассвете. При мысли о послушнике моё сердце замирало, с трудом заводясь и наполняя тело волнующей щекоткой. Уже даже не страстью, а тем самым возбуждением, которое тревожит первые ночи влюбившейся девушки…
Вечером мы снова отправились в молельню, украшенную аскетично и просто. На стенах висели офигительные старинные иконы, похожие на те, которые мелькали иногда по телику в криминальных новостях. Почерневшие от времени, войн, пожаров, даже плохо сохранившиеся, они крались, продавались, изымались, назывались величайшими ценностями… А тут просто висели на гвоздиках, ещё красивые и блестящие от лака или воска. Невозможно было не восхититься в первый раз. Но уже во второй они были мне параллельны. Я автоматически крестилась и думала о посторонних вещах. Например, почему Стоян не выходит у меня из мыслей. Не может быть всё дело только в физическом влечении! Влечение у меня уже было. И проходило за пару часов… А тут… Я даже про Матюшу забыла!
Как же я хочу ещё раз увидеть вблизи мощный торс, мускулы — непрофессиональные, не сушёные, несовершенные, но такие… пышущие силой, здоровьем, хорошей едой, а не протеинами из банки! Всё ладно в теле послушника… Нет излишка, нет пафосных бугров, нет выступающих венок, которыми гордятся наши качки. Но сразу ясно, что любого качка Стоян положит играючи, ловко и быстро. Посмотреть бы на это…
И снова в животе заныло, в груди затомило… И капля на коже раскалилась добела, словно и ей жарко стало. Очнувшись от своих мыслей, я заметила взгляд княгини. Не слишком добрый взгляд. Вот зараза! Небось, опять пыталась мысли читать, да что-то помешало… Куся рядом нет, значит, ледяной камень меня охраняет! Святые ёжики, надо уже прекратить витать в облаках и открыть глаза, смотреть и видеть, слушать и слышать… Раскусят меня как пить дать!
Притворившись, будто молитва довела меня до экстаза, я простояла до конца молебна с опущенной головой, с глазами в пол, а потом вышла так же, следуя за краем платья Филомены. Чья-то рука коснулась моего плеча, и я даже вздрогнула от страха — княгиня?
Но это оказалась молодая девушка с тонким лицом, которое поэт мог бы назвать одухотворённым и не от мира сего. Но мне она показалась анемичной и больной. В глазах, правда, блестела искра, даже не понять сразу чего именно: то ли живости, то ли большого ума, то ли просто доброжелательности. Красивая брюнетка в строгом сером платье почти без вышивки, с длинной косой чуть ли не до колен, она обратилась ко мне тихим бесцветным голосом:
— Евдокия, здравствуй. Мы с тобой покамест не знакомы, а хотелось бы поговорить маленько. Пойдём в светлицу, посидим, заодно и покажешь мне, как вышивать умеешь.
Вроде бы неприметная девушка, а я сразу ощутила большую силу духа, идущую от неё. Это не служанка. Это княжна, сестра нашего загадочного жениха и погибшего князя. Мария, если память мне не изменяет. Отчего ж не посидеть, отчего не почирикать с возможной будущей золовкой? Я ответила кивком и последовала за девушкой в комнату, которую заметила раньше.
Мария села за пюпитр с начатой вышивкой золотого льва, а мне указала широким жестом на все остальные творческие приборы. Вышивать не хотелось, но пришлось. Ибо ткачество я осваивать была пока не готова. Иголочка была красивенькой, тонкой, гораздо тоньше Прошкиной рыбьей. Нитки же — просто говно, простите за мой французский! Неровные, где-то лохматые, то толстые, то совсем невидные… Тяжко вздохнув себе под нос, я взяла начатое кем-то рукоделье и примерилась. Мастерица, видимо, хотела вышить цветок, по цвету — мак. Наметила контур, заполнила два лепестка плотными длинными стежками и бросила. Ну окей. Будем продолжать.
— Скажи мне, Евдокия, немного о своей семье, — прошелестела Мария, прилежно укладывая нити в лапу льва.
Ха! Отличный вопрос! Знать бы ещё на него ответ… Я неуверенно начала:
— Ну, мои родители умерли. Мама очень давно, я её совсем не помню, — даже совсем не соврала! — А отец несколько лет назад.
— Значит, тебе один путь остался, замуж за влиятельного боярина, — с лёгким кивком сказала она. — Ты хорошо показала себя на смотринах… Ты мне нравишься.
— Спасибо, — осторожно ответила я.
— Моему брату нужна такая жена, как ты. Он не особливо решителен, потому как не готовили его к этой жизни. А ты могла бы влиять на него. Посему я и хотела поговорить.
Ага, вот с этого места поподробнее, как говорится! Не сама Мария пришла со мной чирикать, ох, не сама! Небось, мамаша подослала. Княжич ихний совсем зашуганный малый, да и как быть другим с такой родительницей? Значит, потенциальный подкаблучник. Значит, надо подобрать ему жену с сильным характером… Пусть вон Самарову берут, у неё тоже характер, да ещё змеиный. Чем не княгиня, млин!
