— Иду я, иду, — ворчала, протискиваясь боком и надеясь, что впереди нет тупика.
Впереди был забор с калиткой. Ну как забор — белая стена. Ну как калитка — решётчатая дверца из кованых прутьев. Я толкнула, потянула на себя — закрыто. Вон какой замок, амбарный! Кусь издал звук закашлявшейся вороны и со всей дури прыгнул на средний прут. Тот покачнулся, и я поняла, что снизу он не приварен к решётке. Только снег держит на месте. Копнув валенком вокруг прута, без труда отогнула его и проскользнула в щель.
Вокруг меня был город. Свобода!
Я схватила Куся на руки и чмокнула в холодный клювик:
— Ты ж мой герой! Как только догадался?!
Куснув меня за палец в порыве бескорыстной любви, кото-совёнок спрыгнул с рук и умчался куда-то за дома по рыхлому тяжёлому снегу. А я только улыбнулась ему вслед. Какая удача, что я не раздавила яйцо вместе с остальными…
До двери в городской стене добралась без приключений. Рассвет близился, я не опоздала. Стоян сказал, что мы ещё увидимся, правда, не сказал, когда именно. Нет, он не изменит своим правилам. Он придёт. Потому что, если он не придёт, я умру от огорчения и тоски…
Тихий скрип несмазанных петель. Резкий порыв ветра с ледяной реки. Ни с чем не сравнимый вид снежного простора и тёмного пятна леса. Рваные облака чуть светлее глубокого сине-фиолетового неба. И он. Мой послушник. Мой атлет. Мой воин…
Усилием воли, просто нечеловеческим, я заставила себя оторвать взгляд от гладких мышц и скрытой портами попки, оглядела мостки. Накидка, рубаха, ножны… А вот и Утренняя Заря! На ходу снимая плащ, заскользила валенками по снегу, обошла Стояна по кругу, чтобы не попасть под удар, взяла меч и встала рядом. Примерилась.
Влево. Вправо. Удар. Отход. Вправо. Влево. Удар. Отход. Голос:
— Вот уж не думал, что придёшь.
— И тебе тоже здравствуй.
— Держи меч выше. Локтями держи.
Засранец. Я тут, понимаешь, ночами не сплю, о нём думаю, а он — «локтями»! Фу таким быть!
Ты мой, Стоян. И никто не изменит этого.
Глава 18. Ночью звёзды горят, ночью ласки дарят…
От злости или от обиды у меня просто отлично получились даже самые сложные выпады с вывертом запястья. Может быть, это потому, что я представляла вместо воображаемого врага одного вполне себе реального послушника. Даже в раж вошла и не заметила, как Стоян остановился, опустив меч и посмеиваясь. Потом увидела, что в общем-то тренируюсь одна, и замерла, тяжело дыша:
— Ты чего?
Стоян схватил все вещи с мостков, меня за руку и потянул к причалу. Мы нырнули под пахнущие плесенью толстые доски, и я очутилась в кольце сильных рук.
— Янушка…
Меня взяли в плен без сопротивления: глазами, губами, руками. Враг окружён и сдаётся на милость победителя… Он целовал меня может и неумело, но страстно, жарко, стремительно. А я таяла Снегурочкой от горячности моего — МОЕГО — послушника. Не сравнить со вчерашним робким чмоком! Вот только руки… Как положил на талию, как обхватил, так и держит. Непорядок! У меня же всё внутри сжимается от нетерпения… Садист, а не парень! Намекнуть ему, что ли…
Умирая от желания, я взялась за его ладони и отвела от талии, а Стоян так и застыл, в позе «без рук», не смея пошевелиться. Только губы жили своей жизнью, ласкали мой язык, дразнивший и манивший не без умысла. О, персидские котята, какой же этот парень нерешительный! Медленно переложила узкие мозолистые ладони себе на плечи, закрыла глаза. Ну, не робей, Стоянчик, солнышко, покажи мне, на что ты способен…
Вздох из приоткрытого рта:
— Янушка… Что ты делаешь?
Промычав что-то неопределённое, я с насаждением ощутила, как его губы скользнули со щеки к шее, оставляя влажную дорожку на коже, впились в ямочку у ключицы, а руки легонько огладили плечи, забираясь под ворот рубахи. Совсем немножко, словно спрашивали — можно ли? Можно, сладкий мой мальчик, можно всё! Всё, что тебе захочется! Я подалась к нему, греясь в тепле, исходящем от груди. Снег? Мороз? Какое там! Мне было так жарко в руках Стояна, что я забыла, кто я и где нахожусь…
Стон:
— Голубка моя… Милая, красивая моя…
Да, да! Ещё! Говори мне эти слова, не молчи… И пальчиками, пальчиками шевели активнее! Ну пожалуйста! Я сама стонала, дивясь собственной уязвимости и пьяному возбуждению, охватившему каждый кусочек кожи. Я даже готова была молиться этому богу, который стоял между мной и рычавшим от страсти парнем. Боже милосердный, дай его мне хоть ненадолго!
— Янушка…
Он колебался, и мне снова пришлось подтолкнуть его лицо туда, куда оно стремилось, но никак не могло добраться. Ладони обняли бюст так невесомо и неслышно, что я подумала — кажется, но нет. Стоян, не видя препятствий, неостановленный и непрогнанный, зарылся носом в ложбинку между грудей и застыл, будто пробуя их на вкус. Лёгкая дрожь пробежала по моему телу, бёдра прильнули к животу парня, и я с вожделением потёрлась о ствол… огурец… нет, баклажан! прятавшийся в портах. Руки сами потянулись к завязанному узелком шнуру, но не удержались от соблазна — погладили от корня до самого кончика. М-м-м, в наше время Стоян сделал бы головокружительную карьеру в порноиндустрии!
А в этом мире он отчего-то отскочил от меня на пару шагов, сдавленно пробормотал:
— Нет! Не надо!
— Ну почему… — я подалась к нему, не сводя взгляда с подрагивающего бугра под портами, но Стоян отвернулся, схватив накидку, прикрылся ею, и я ясно услышала досадливый стон. Мурлыкнула, прижимаясь к его спине, пока руки скользили по животу, груди, задевая маленькие соски:
— Вернись ко мне…
— Нельзя так, Янушка, это грех, — он вырвал эти слова из собственной глотки, спина напряглась так, что я даже испугалась за его мышцы. Лопнут, блин, от натуги!
— О чём ты? Ведь ты этого хочешь не меньше, чем я!
— Я вижу тебя по ночам, во снах, — глухо ответил Стоян. — А потом просыпаюсь и молюсь. Грех это… Сам грешу и тебя толкаю в геенну огненную…
— Грех — это себя истязать, — тихо сказала я, отступив на шаг. — Слушай, ты же теоретически ещё не монах?
— Пока нет.
— И теоретически можешь им не становиться…
— Могу.
— Тогда что нам мешает быть вместе?
Я не узнала свой голос. Напряжённый, как спина Стояна, неестественно звонкий, острый… Ты ли это, Янка? С каких пор так заморачиваешься из-за парня? Стоит ли овчинка выделки? Дрожь снова пробежала по телу, вздыбив волоски на руках, на шее у кромки волос. Ёшки-матрёшки, я хочу его, целиком и только для себя! Хочу не только тело, но и душу, ласковые слова, улыбающийся взгляд тёмных глаз! Хочу научиться владеть мечом, а Стояна научить любить меня… До рассвета. До боли в лоне. До самой смерти. Просто быть с ним…
