Мария знала, что зависима от матери и от брата. Вот уже два года ходят разговоры о сватах из Нововолоховских земель, да только сватов тех никто так и не видал. Временами Марии хотелось убежать из хором хотя бы с сотником Михайлой, обвенчаться с ним в маленьком монастыре на границе княжества и жить где-нибудь в лесу, далеко от матери, от бояр и от дел важных… Но молитва и епитимьи пока спасали от беды. А ещё живой ум, который надо было прятать да притворяться тихой и милой девицей.
— Дивные кушанья пробовали мы сего дня, — осторожно ответила Мария, накладывая стежок за стежком львиную гриву.
— Дивные-то дивные… Уразумела ведь, о чём я толкую, лисица!
Со вздохом Мария склонила голову над полотном:
— Уразумела. Чудная она, эта Евдокия. Али мне по нраву.
Княгиня отложила книгу, встала, запахнув опашень, прошлась по светлице, обняв руками плечи. Задумчиво сказала:
— Вельми чудна. Баяли мне, что глупа и капризна, да нешто не верится теперь…
— Скрытна, — качнула головой Мария. — И сильна.
— Светлана тоже сильна, — возразила княгиня, глядя, как метель поднимает вихри снежинок за окном. — Нешто зябко мне…
— Позвать Федору, пущай подкинет дров в печку?
— Не нать. Светлана мне по нраву. А тебе, значит, Евдокия…
Мария усмехнулась одними губами. Эх, матушка, матушка! Разве ж им решать, кто достоин править княжеством поред Сергия? Сам он решать должон. Хотя и не будет…
Дверь в светёлку скрипнула, и вошёл, пригнувшись, сам братец.
— Матушка, сестрица, о чём келейничаете?
Он чмокнул походя Марию в макушку и плюхнулся седалищем на лавку, крытую тяжёлой тканиной.
— О невестах твоих, Сергий, — ответила княгиня. — Да о вечере сего дня. Сладкое больно лепо вышло, нать стряпухе велеть готовить почаще. Что мыслишь?
— Мыслю, толковая хозяйка выйдет из этой девицы, — равнодушно ответил брат, и Мария удивлённо хлопнула глазами. Ох, темнишь ты, Сергиюшка! Ох, скрыть нешто хочешь!
— Она вино на тебя пролила, криворукая!
— Так ить волнительно, небось, было. Да и не станет прислуживать за столом боле. Негоже хозяйке.
Как ты уверен в себе, Сергий. Мария подняла на него взгляд, поймала улыбку в глазах и уразумела, наконец, что верно Евдокию выбрала для брата. По нраву ему эта дикарка из Борков.
Что ж, так тому и быть. Только матушка не скоро примет его сторону. Коли примет.
— Да и стати в ней нет особливой. То ли дело — Самарова. Вот где и краса, и коса, и на троне княжьем сядет как влитая! Невеста достойная, и в роду у ней как на подбор одни мальчишки да по паре девок токмо.
— Ну так и у Евдокии род не последний. Батюшка её вроде как с отцом в походы хаживал.
— А матушка родами померла. Уразуметь надобно — может и сама помереть, и ребёночка с собой забрать.
Брат встал — резкий, смурый, точно отец их покойный — и сказал глухо:
— А я верую, что пошла Евдокия в Боркову породу. Ни снег, ни зной её не возьмёт, что уж о женских хворобах баять! Крепка девица телом и духом, уж не Настька малахольная точно. Хочу Евдокию, и точка!
Княгиня обернулась, и лицо её показалось Марии серым и больным в свете свечей. Ох, не к добру это. Надо матушке дать покой, надо поберечь её маленько. Уже хотела подняться, дабы усадить княгиню в кресло, но та отмахнулась рукой:
— Сиди, Машка, не встревай. А ты, Сергий, вбей себе в башку — твои хотения мне мало любопытны. Хоть ты мне и сын любый, единственный теперь, али перво-наперво мыслить нать о продолжении рода да о городе нашем белокаменном. Да о землях. Тебе наследника нать, а мне преемницу, что его вырастит да тебя окоротит в неумерных рвениях! И доста бегать на реку мечом махать по утрам! Князем вскорости станешь, а всё по-монашьи мыслишь!
Она покачнулась, будто силы покинули её, но брат успел подхватить под руки и усадить в кресло:
— Матушка, что с тобой? Мария, зови Федору, пущай принесёт чего горячего!
Вскорости в светлице засуетились, забегали чернавки, и Мария, пользуясь этим, шепнула брату:
— Ступай, Сергиюшка, с утречка к матушке явись! Завтра твоя ненаглядная за вышивку сядет, уж я ей подскажу нужные ниточки и узоры. А на речку к ней не ходи боле! Узнает кто — позора не оберёшься!
— Откуда ты…
Сергий схватил её за руку, стиснул до боли, а Мария улыбнулась, сквозь зубы ответив:
— Бога благодари, глупый, что моя Глаша за тобой приглядывает, а не матушкины дружинницы! Ступай же.
Сплюнув с досады, брат ушёл, стуча коваными каблуками сапог по доскам сеней. Мария потёрла покрасневшее запястье и стёрла улыбку с губ. Старшой братик, а ни бельмеса в жизни не понял. С самого рождения, с первого крика они не распоряжаются собою. Всем заправляют отец, мать и бояре.
* * *
Мои сокамерницы и подруги по несчастью, читай, невесты, уже отошли ко сну, утомлённые трудовыми буднями в вышивальне, когда я решила сделать вылазку на кухню и нажраться, как свинья. Опционально — набухаться. Ибо сил терпеть неведенье уже не было. Получилось только со второго раза. В первый в сенях и комнатах началась непонятная беготня, чернавки шныряли туда-сюда, и я предпочла переждать в горнице. Из их всполошённых ахов я поняла, что кому-то нездоровится. Небось, анемичная Мария заболела.
В любом случае, в стряпошную я всё равно спустилась. Когда мне хочется есть, меня не остановит даже танк, что уж говорить о служанках и самой княгине. Тёплая печь грела ещё немного, на лавках сопели Фаська с Марфушей, укрывшись тулупами, а на столе стояли остатки сегодняшнего угощения.
— От поганцы, — приговаривала я, набирая на тарелку ручной работы две шаурмы, три ложки винегрета, солёных грибочков, пару огурчиков. — Не доели! Ну и ладно…
Кувшин с вином тоже пригодится.
— Ничего… Вот стану княгиней — будут у меня шаурму жрать на завтрак, обед и ужин!
И мороженого тоже взять. Ретрограды. Чем им мороженко не угодило?
Всё съем. А они — сами себе злобные буратины.
Нагруженная едой, я с трудом поднялась на второй этаж, очень сильно постаралась не скрипнуть дверью и сгрузила всё на свою постель. Вместо ночника у нас был очень красивый камень, который заряжался целый день, а потом до утра отдавал слабенький зеленоватый свет. Не ярко, конечно, но мимо рта шаурму не пронесу.
Устроив свой маленький пикничок, я осторожно села по-турецки в самую середину, задрав рубашку, чтобы не мешала, расстелила прихваченное полотенце и взяла в руки мою прелес-с-сть…
Нет, вкус, конечно, не тот… Совсем не тот… Но текстура очень похожа. Просто глаза закрыть, отрешиться от грибов и отсутствия салата, забыть про печной дым, представить, что мазик на подсолнечном масле, и… Ложки-матрёшки, шавушечка дяди Анзура! Без лишней скромности, просто один в один! Мы с Матюшей позволяли себе её купить всего пару раз в месяц — всё-таки здоровый образ жизни, то да сё. Но зато наслаждались по полной программе. С пивом, с обязательной халвой, которую делала матушка дяди Анзура, с хворостом… Как это было вкусно! Как это было давно…
