Ещё была свита дяди Яромира. Но те держались особняком, часто отдалялись от обоза, потом возвращались. Мужчины там были хоть куда, все как на подбор, однако с охраной из Борков не дружили. Пировали у воеводы весь день, отсыпались, а вечером уже были готовы к отъезду.
Я тогда не сразу поняла, что происходит. Когда Яромир по-хозяйски завалился в зал с лавками и столом, сбросив на него оружие и перчатки, то развалился у стены и велел прибежавшей служанке:
— Собери-ка на стол для меня и моих ребят, а ещё выставляй мёда да пива! И вина не забудь, я знаю, что у братишки в кладовой есть десяток бутылок из Бизентии!
Я смотрела на него от двери и не могла понять, почему этот человек ведёт себя так по-хамски. Ну, брат моего, то есть, Богданушкиного отца, который, как я поняла, недавно умер от лихорадки. Температура высокая, что ли, у него была? Но Яромир вроде как должен иметь свой собственный город, поместье типа моего, чего же тут искать припёрся? Уж наверняка не визит вежливости.
Наклонившись к Прошке, я шепнула ей на ухо:
— Пойдём в коридор, поговорим.
Мы выскользнули в сени, присев на старый сундук, и я, проводив взглядом всполошённую девку в сбившейся налобной повязке, спросила:
— Чего он тут распоряжается? У него права какие-то есть или что?
— А ты, голубушка, совсем ничегошеньки не помнишь? — ужаснулась девчонка, приложив ладошки к щекам. — Ох, гаданье проклятое!
— Ты не стони, а отвечай по существу! — строго прервала я Прошку. Уже поняла, что ей дай только поныть и поплакать над тяжкой судьбой, весь день будет упоённо этим заниматься.
— Какому такому существу? — девчонка снова попыталась уйти от ответа, но получила мой фирменный сердитый взгляд, вздохнула и начала рассказывать:
— Когда батюшка твой помер, всё управление на тебе осталось. Хозяйка Борков ты. А Яромир владеет Щурковыми Запрудами, отсюдава вёрст семь лесом, а по дороге — все десять.
— И? Чего он тут ищет?
Прошка снова вздохнула, огляделась по сторонам и зашептала, приблизив губы к моему уху:
— Воевода наш старый совсем стал, тётка Анфиса тоже едва ходит. На них двоих городище и держится, помрут — и всё прахом пойдёт. Тебя замуж отдать хотят, чтоб муж законный тут заправлял… А Яромир тут как тут, явился не запылился, решил свататься.
— Так он же дядька мне вроде как! — изумилась я. Во народ! Во нравы…
— Не кровной он, а семьёй усыновлённый, — махнула рукой Прошка. — Да я того не знаю, не ведаю, а бают люди.
— Ну, а Богд… Ой, то есть я — я-то что думала об этом?
Девчонка как-то косо глянула на меня и пожала плечами:
— А тебя, боярышня, не поймёшь без чаши кваса. То плакала, то радовалась, а то вон побегла одна гадать в баню… А вернулася сама не своя.
— Так а смотрины как же? — усмехнулась я. — Вроде говорила тётка Анфиса, что ехать скоро куда-то…
— Смотрины — то другое. Тамочки вас дюжина будет, как Господь Бог рассудит, так и случится.
Она широко перекрестилась, глядя куда-то наверх, а потом снова вздохнула:
— Как отпустить тя в Белокаменную, даже не знаю… По особенности сейчас, когда ты умом маленько тронулася…
Деловой, взрослый тон девчонки насмешил. Я фыркнула, проводив взглядов двух служанок с подносами и жбанами, которые, чуть пригнувшись, вошли в зал. Покачала головой. Незачем мне ехать на смотрины. Только жениха-княжича и не хватает для полного счастья! Надо думать, как попасть обратно домой, а не женихов искать и поместьем управлять…
— А я и не поеду никуда, — сказала, нахмурившись, а Прошка вылупилась на меня и с минуту смотрела, не мигая. Потом кашлянула:
— Грю ж — ополоумела моя боярышня. Как отказаться от смотрин? Это ж повеление княгини! Не явишься — впадёшь в немилость вечную, да хорошо, ежели только ты, а то и дети твои, и внуки будущие!
Она схватила меня за руку и снова жарко зашептала в ухо:
— О себе не мыслишь, голубка, помысли о Борках! Ведь княгине только бровью повести станется, и назавтра войско прискачет, сравняет городище с землёй так, что и следа не найти…
Я только головой покачала. Что мне эти призрачные люди и города? Я из другой эпохи, из другого мира… Я должна вернуться домой во что бы то ни стало. Меня там ждёт Матвей, завтра на работу… Там мама с папой, там моя квартира, мой любимый диван, мой ноут… А здесь только призраки. Их уже давно не существует, они все померли тысячу лет назад!
Прошка отцепилась от меня и, шмыгнув носом, смачно сморкнулась на пол. Мимо нас юркнула большая рыжая собака, обдав запахом мокрой псины. Из зала выскочила одна из служанок, всхлипывая и поправляя на груди рубаху. С кухни — стряпошной, как называла её Прошка — раздался глухой звон разбившейся глиняной посуды. Я вздохнула. Для мёртвых все эти люди слишком… живые! Для сна всё слишком предсказуемо. Да и проснулась бы уже… Похоже, мне придётся принять реальность и жить в этом мире, пока моя семья, друзья и парень живут где-то далеко, в соседней вселенной.
— Ладно, не ной. Поеду я на дурацкие смотрины. Просто так ляпнула, а на самом деле мне даже интересно. И ты со мной поедешь!
Её голубые глаза вспыхнули от восторга, а потом погасли. Прошка отмахнулась:
— Кто ж меня пустит!
— Ой, всё.
Я хотела ещё добавить, что велю и пустят, но тут в сенях показалось грузное тело тётки Анфисы. Она подалась ко мне и прищурилась:
— А ты зачем встала, ась? Велено было лежать да сил набираться! А она по двору гуляет!
— Тётушка Анфиса, мы маленечко… — попыталась оправдаться Прошка, но получила нехилую затрещину и заткнулась. Тут уж возмутилась я:
— Зачем вы её бьёте? Она не виновата, это я захотела!
И встала перед женщиной, вздёрнув подбородок и глядя прямо в глаза. Тётка Анфиса тут же подобрела:
— Ты ж моя неразумная, ты ж моя голубонька, боярышня моя, ну как дитя малое! Вон, дядька приехал справиться о твоём здоровьечке, может, уговорим его тебя сопроводить до Белокаменной! Пойдём-ка, пойдём, поднесёшь ему чарку, поулыбаешься скромненько, как ты у меня научена…
Она подхватила меня под локоть и повела в зал. Там уже сидели, кроме Яромира, большой седовласый старик с морщинистым, словно продубленным от ветра и зноя лицом и несколько других мужчин, помоложе, пониже и поуже в плечах. Все ели прямо руками из общего блюда, пили из металлических кубков, украшенных чеканкой и тёмными камушками, вытирали бороды тыльной стороной руки… Дорогой гость поднял на меня глаза, усмехнулся и, звучно рыгнув, сказал:
— А вот и хозяюшка явилась! Никак не рада меня видеть, Евдокия?
Да, кажется, я выразительно поморщилась. Только недавно отучила Матвея от дурацкой привычки вслух выпускать воздух через рот, всё зря, что ли? Придётся начинать всё с начала… Но, поймав умоляющий взгляд тётки Анфисы, я сказала совсем не то, что хотела:
